Их встретили вспышки фотоаппаратов и беглый огонь вопросов:

— Когда вы передадите расследование инспектору Звонну?

— Вы достаточно компетентны для расследования?

— Разве Шалтай не заслуживает лучшего?

— Вы будете на коленях просить Звонна о помощи?

— По-вашему, такой галстук подходит к этому пиджаку?

— Когда вы уволитесь?

— Сколько ещё человек должны погибнуть, прежде чем вы попросите о помощи?

— Что вы имеете против рослых людей?

— Это действительно ваш «аллегро»?

Джек и Мери пробились сквозь толпу, сели в машину и поехали прочь, а вслед им неслись вопросы корреспондентов.

— Возле участка их будет ещё больше, — сказал Джек, опуская стекло, когда окна стали запотевать, и поднимая его снова, когда начало накрапывать.

Он вытащил из-под себя какой-то предмет, лежавший на сиденье. Это оказалась мужская шляпа.

— Чья она?

— Вы о чём? — смущенно спросила Мэри. — А, это… это шляпа Арнольда.

Джек рассмеялся.

— Вы катали его весь вечер на моём шикарном авто? Мне-то казалось, вы удавить его готовы!

— Я сказала ему, что этот «аллегро» мой, — призналась Мэри. — Надеялась его отпугнуть.

— И как?

— Не помогло. У него «остин макси», и он спрашивал меня, давно ли я проверяла задний привод.

Они влились в систему одностороннего движения Рединга с крайней осторожностью, поскольку даже опытные водители, часто проезжавшие город насквозь, порой плутали здесь часами, а то и целыми днями. Система эта уникальна не потому, что сначала вас приводит туда, куда вам не надо, а уж потом туда, куда вам надо; нет, редингское движение славится тем, что вас всегда выбрасывает как раз туда, куда вам вовсе не надо, как бы вы ни пытались добраться туда, куда вам надо. И признанным способом добраться до нужного места является езда в противоположную сторону, в результате чего вы совершенно случайно попадаете именно туда, куда стремились.[59]Таким способом они и приехали к редингской тюрьме.

* * *

Дни, когда Джорджо Порджа волочился за женщинами, канули в вечность. Ему исполнилось семьдесят пять лет, и здоровье его изрядно пошатнулось. Времена, когда дамы падали в обморок, сраженные его обаянием, давно прошли, поток разгневанных мужей иссяк. Последние двадцать лет своей жизни Джорджо Порджа провел в тюрьме, которой предстояло стать и местом его последнего упокоения. Как и подобает человеку его ранга в преступном мире и пенитенциарной системе, престарелый гангстер жил в большой отдельной камере, прекрасно оборудованной и превосходно охраняемой. Не годится начальнику тюрьмы сидеть вместе с прочими заключенными, но, с другой стороны, человек, который в своё время использовал для укрепления дисциплины монтажную лопатку, ради всеобщей безопасности должен содержаться под строжайшим контролем. Поэтому до кабинета Порджа Джек и Мэри дошли в сопровождении начальника наружной охраны, а там были переданы человеку с сомнительной репутацией по имени Аардварк.[60]

— Меня называют Аардварк, — пояснил неуклюжий костлявый тип, ведя их по коридору, — птамушта я правая рука мистера Порджа. А ещё я отсидел двенадцать из шестнадцати за вооружённое ограбление. Так что держите ухо востро.

Аардварк привел их в большую комнату с зарешеченным окном, со вкусом обставленную старинной мебелью. Большое кожаное кресло с высокой спинкой было повернуто к камину. Сморщенный указательный палец выстукивал на подлокотнике арию из «Мадам Баттерфляй».

Аардварк знаком велел им остановиться, затем что-то прошептал сидящему в кресле. Джек подтолкнул Мэри локтем и показал ей на фотографию Порджа вместе с Фридлендом. По другую сторону от гангстера находился ещё кто-то, но эта часть снимка была отрезана.

— Вы? — одними губами спросила Мэри, и Джек кивнул.

— Мистер Порджа просит прощения, — заявил Аардварк, — но он разговаривает только на языке своего сердца.

— И что же это за язык? — уточнил Джек, надеясь, что Мэри понимает итальянский.

— Английский, — ответил Аардварк. — Он сын Бракнелла Порджаса. Вы понимаете, что это значит.

— Конечно, — отозвался инспектор, не имея ни малейшего понятия, о чём идёт речь, да и не желая знать.

Они обошли кресло и увидели дряхлого старика, чьи колени прикрывал дорожный плед. Хозяин кабинета благосклонно улыбнулся каждому из гостей в отдельности, окинул Мэри взглядом с ног до головы, и на его лице промелькнули воспоминания бурной юности. Бесконечные женщины, бесконечные поцелуи…

— Прошу вас, — произнёс он с подчеркнутым итальянским акцентом, — присаживайтесь.

Они опустились на два старинных стула, придвинутые для них Аардварком.

— Вот мы и снова встретились, мистер Шпротт, — тепло сказал он. — Сколько же мы не виделись?

— Двадцать лет.

— А мне казалось, что только восемнадцать. Как поживает мистер Звонн?

— Все так же, сэр.

— Он устремился к великим свершениям. Я с интересом слежу за его расследованиями по «Криминальному чтиву». Так, Аардварк?

— Да, с большим интересом, сэр, — поддакнул Аардварк, потирая руки.

— А вы? — полюбопытствовал Порджа. — Вы по-прежнему в ОСП?

Джек не на шутку завелся:

— Работы непочатый край, сэр. Потому я здесь и хотел бы поговорить с вами о том образе действий, который вы некогда практиковали.

Глаза старика опасно сверкнули.

— Вас интересует моё криминальное прошлое? — резко спросил он.

— Да, сэр.

— Тогда я не могу, не буду вам помогать. Это закрытая тема. Если вы желаете побеседовать о функционировании вверенной мне тюрьмы, я с радостью… поддержу… разговор…

Его голос прервался, и внезапно показалось, что он куда больше интересуется Мэри. Та нервно глянула на Джека. Мистер Порджа трясущимися руками надел очки, и на его морщинистом лице расцвела улыбка.

— Красавица, которой красоту не в силах я изобразить словами, — начал он тихим голосом, почти шёпотом, — когда-нибудь ты извинишь меня. Не мной твой муж убит!

— Так где же он? — ответила Мэри прежде, чем Джек успел спросить, что творится. — О, как он кроток, добр и ласков был!

— Тем он нужней для Господа на небе, — мрачно продолжал Джорджо.

— На небе он, где не бывать тебе! — мстительно ответила Мэри.

Джорджо Порджа улыбнулся Мэри, и глаза его увлажнились.