Давай заберем их к себе! Пусть с нами живут. Вырастим! — предложила Люба Егору и стала копить на дорогу, зная, что билеты на самолет нынче стоят дорого.

Горилле оставалось всего пол года до полного освобождения, когда Алена написала, что его дочери ушли из дома насовсем. Куда и к кому никто не знает. Их искали с милицией, но бесполезно. «Теперь много девок сбегают в бомжи, особо те, у кого нет отцов. Отчим, какой ни на есть, — чужой человек. Они его не признали. А мать тебя не заменила. Только ты сумел бы вернуть их в семью. Не то пропадут ни за что, собьются с пути. Ведь в этих бомжах девки быстро начинают курить и распутничать, даже пьянствовать. Выдернуть их из разврата тяжело будет, а теперь бы в самый раз, покуда вовремя спохватишься. Ведь нынешние — не мы, в десять лет рожают и болеют заразой».

Да пусть она не трандит! При чем здесь ты? Они без тебя росли, не видя и не зная, какой ты есть! Все хреновое, что в них завелось, взято от матери. Эту гниль ничем не вырвешь. Коль суждено им стать блядями, хоть за подолы к себе привяжи, едино, ссучатся. Уж как на роду им написано. Ежли путними быть, так и в бардаке нецелованными останутся. И не морочь голову! Твоей вины в их проколе нет. Баба от тебя сама отворотилась. Не головой — хварьей жила, тещиными мозгами. Зачем их срань выправлять? Пусть мучаются, коль что стрясется! — говорили приисковики.

Они — мои дети! В них моя кровь! С бабы какой спрос? У них мозгов отродясь не водилось. Только рожают, а растят детву мужики! — не соглашался Егор и мучительно ждал, когда пройдет полгода, чтобы поехать на материк, забрать дочек и привезти их сюда на Колыму.

Письма от сестры приходили каждый месяц. Они становились все отчаяннее: «Егорка! Нешто тепла в душе не осталось к своим дочкам? Неужели их не жаль? Чужую пригрел, а свои пропадают. Видели их в городе наши сельчане. Со шпаной связались дочки твои. Неровен час под суд загремят, попадут в тюрьму и пропали их бедные головушки! Неужели тебе чужие дороже своих? Спаси своих детей! Удержи их в жизни! Ведь кроме тебя никого не послушают! Коль забудешь их, не простится тот грех перед Богом даже мертвому!».

Пошли ее в сраку! С чего она высрала, ровно девки тебя послушают, коль они на всех забили? Им нынче никто не указ, и ты тоже. Все, что заработал вытряхнешь! А на кого? Одумайся! Сами дочки тебе не пишут, не просятся сюда. Им по кайфу жить в шпане! Зачем влезть хочешь? Пошлют они тебя, знаешь куда? Дальше нашей Колымы! И воротишься как обосранный! — отговаривали мужики бригады. Но… не убедили. И Егор, едва получив паспорт, поговорил с Любой, пообещав ей вскоре вернуться вместе с дочками, уехал с Колымы, не простившись ни с кем, надеясь на скорое возвращение.

В жизни все повернулось иначе.

Да, он нашел своих девок в пацановской кодле Кольки-Чирия. Они, увидев Гориллу, не обрадовались и не испугались. Даже не подошли, чтоб поздороваться. Окинув Егора оценивающим взглядом, Динка толкнула локтем Ксюшку и сказала ей вполголоса:

Глянь, этот чувак вякает, что он наш родитель! Ты его помнишь?

— Не…

Я тоже! — повернулась к Егору и сказала, насупившись: — Коль впрямь — родитель, гони пузырь! Давай знакомиться! Угости детей! — указала на кодлу.

Может, поговорим для начала? — предложил

дочкам.

О чем? — прищурилась Динка.

Обо всем! О вас, обо мне, о будущем.

Ну и прикольный чувак! Мы ж тебе трехнули: ставь выпивон, мечи жратву! Кто ж в сухую подваливает? Тоже мне — папаша! Никакого подхода к детям! — фыркнула Ксенья и попросила закурить.

У Егора в глазах потемнело. Он еле сдержал свой язык, но, подойдя к дочери, вырвал сигарету из зубов.

Спешишь, пахан! За это по наличности схлопочешь! — сцепила кулаки Ксюшка, смерив Егора недобрым взглядом.

Слушай, козел, тебя кто звал сюда? Ты, в натуре, зачем возник? Откуда свалился? — подскочила Динка и оттолкнула его от Ксеньи резко, грубо. — Чего прикипаешься к метелке? Если хочешь заклеить, темнить не стоит. И не распускай руки, покуда не отбашлял! На халяву ничего не обломится, секи это!

Егор не мог продохнуть, смотрел на дочерей, не веря своим глазам:

А ведь я с самой Колымы за вами приехал! В свою семью хотел вас взять, вырвать из грязи!

Чего? На Колыму нас увезти? Дядя! Да у тебя поехала крыша! Ты что? С луны упал? Мы на Колыму! Эй, пацаны! До вас доперло, что этот чувак несет?

У него головка поехала! — рассмеялась Динка.

Ты нас спросил? Иль спишь еще? Мы не зэки, мы — бомжи! Нас не за что на Колыму! Ничего там не посеяли! И ты пыли отсюда, козел! На самую Колыму! А может и дальше! Мы тебе не подружки.

Ладно! Не зову! Сам передумал, но поговорить

можем?

Сколько хочешь, если горло смочишь! — живо откликнулась кодла.

Егор притащил еду и выпивку, решив все ж вырвать дочек из бомжей, уговорить их, убедить. Но те, хлобыстнув по паре стаканов водки, уснули прямо на чердаке, не стали слушать Егора. Он почти до рассвета говорил с чужими пацанами. Особо внимательно слушал его Толик-Пузырь. Он даже уснул рядом с Егором, забившись к нему подмышку, тихо посапывая. Егор долго ворочался. Уснул уже утром, когда вся кодла безмятежно спала.

Проснулся Горилла уже в полдень. Рядом никого, в карманах пусто. Кроме документов ничего не оставила шпана. Ни копейки денег, чтобы послать домой телеграмму.

Он был один на чердаке, один перед новым горем. Егор не понимал, что навсегда потерял своих детей. Это они его наказали. Кто же кроме самых родных может без жалости столкнуть в могилу. Он снова попался на доверчивости, какую не сумела из него выстудить даже Колыма.

Конечно, будь Егор обычным человеком, обратился бы в милицию за помощью. Но в том то и дело, что Горилла презирал и не верил ментам. Не считал их за людей. И как истинный колымчанин даже не подумал о самоубийстве, решил сам найти, разобраться с пацановской кодлой.

Недавний зэк много слышал о шпане и не очень удивился случившемуся, поняв, что, оставив ему документы, кто-то из пацанов пощадил, пожалел его. У него не стащили одежду. Выходит, в пацанах у Егора завелся свой дружок, и Горилла, не питая розовых надежд на дочек, вмиг вспомнил пузатенького, круглого мальчишку, какой не отходил от него, внимательно ловил всякое слово.

«Толик!» — вспомнил имя и, оглядевшись, смекнул, что на этот чердак бомжата могут вернуться уже сегодня ночью. Но, возможно таких пристанищ у ребятни десятки по городу. «Сколько их здесь ждать? Да и стоит ли?» — думает Егор, спускаясь с чердака во двор.

«Где их найти?» — огляделся вокруг. Дом стоял на окраине города неприметно, на отшибе.

«Долго ждать не придется. Заявятся к ночи», — усмехнулся Горилла.

Когда совсем стемнело, он увидел как к дому проскочили несколько теней. Вот и тихий свист с чердака услышал — сигнал остальным.

Горилла ждал терпеливо и завалился на чердак неожиданно, когда вся кодла была в сборе и каждый верил, что вчерашний мужик ушел навсегда.