Руки уперлись во что-то живое, скользкое, отвратительно теплое. Это живое дернулось и закричало.

В глазах у Сан Саныча потемнело. Сердце громко ухнуло и упало куда-то в низ живота. Забыв на секунду про боль в голове, он как-то очень быстро заерзал и отполз в сторону. Остался на диване, но переместился к подлокотнику. Только после этого Кульков нашел в себе смелость и силы обернуться и посмотреть назад…

Галина Ипатьева лежала на боку и смотрела на Кулькова глазами, полными настоящей, холодной злости. Быстро окинув ее взглядом, Сан Саныч понял, что руки его уперлись в бедро Ипатьевой, затянутое в неизменные кожаные джинсы. Прикосновение к ним и вызвало у него ощущение чего-то совершенно потустороннего.

— С добрым утром, отец народов, — тихо сказала Ипатьева. — Как спалось?

— Ничего, — ответил Сан Саныч, приходя в себя и снова поднимаясь на ноги. Его опять качнуло, но уже не так радикально, как в первый раз, — и он устоял на ногах.

— У тебя тут выпить есть чего-нибудь, Сан Саныч? — спросила Ипатьева, садясь на диване по-турецки.

— Найдем, — ответил он. И подумал: «Она ведь права, эта «отвязанная» журналистка! Похмелиться сейчас просто необходимо. Иначе — невозможно существовать. Не говоря о том, чтобы работать, то есть принимать решения, говорить по телефону, слушать всяких «ходоков», которые прут сюда, в штаб — словно и впрямь рвутся к Ленину! — за советом, за деньгами, за пенсией, а то и попросту за горячим «марксистским чайком»… Тьфу ты, гадость! — Кульков вспомнил про «марксистский чаек». (Словосочетание это он вычитал из книжки, отобранной неделю назад у сына.) — Аксенов, подлец, издевается над святынями… Антисоветчик, сука! Хотя сейчас уже и советов нет, а все равно — вредная литература, особенно для молодежи… Молодежь-то тянуть надо к партийным ценностям, а они, эти шестидесятники хреновы, окончательно распоясались, последние опоры вышибают из-под… Ног, что ли? Так это у тех, кого вешают, из-под ног опоры вышибают!..»

Окончательно запутавшись, Кульков откашлялся, строго посмотрел на Ипатьеву и настолько солидно, настолько мог, вымолвил:

— Найдем опохмелиться, найдем… У меня в кабинете. — Потом, изменив тон, игриво подмигнул журналистке (думая при этом о том, трахнул он ее вчера или все-таки не трахнул) и спросил: — Слушай, Галя… А как мы вчера тут оказались?

— Ха! — Ипатьева спрыгнула на пол, подтянулась, глубоко вздохнула и похлопала Сан Саныча по плечу. — А ты орел, Сан Саныч.

— В каком смысле?

— Ты правда ничего не помнишь? Или придуриваешься?

— Ну-у… Кое-что.

— Ха! Кое-что!.. Ладно, не тушуйся. Я хотя бы убедилась вчера, что коммунисты тоже люди… Не слабые! Все в порядке, Сан Саныч. Там вас Комаров должен дожидаться. Вы на утро договаривались.

— Я договаривался?

— Ну да! Сразу после бассейна.

— A-а… Бассейн, да… А что мы пили вчера, Галя? Так голова раскалывается.

— Вашу водочку, «Сан Саныч».

— Это из какого же дерьма вы ее гоните?

— Это не мы, это ваши вассалы… Точнее, ваши спонсоры прогнулись… Ну ладно, это не суть. У вас-то в закромах, поди, что-нибудь получше имеется?

— Найдем, найдем. Надо только в порядок себя привести…

— Да ладно вам, нормально выглядите.

Кульков провел руками по бокам. Он так и спал, как приехал: в костюме, ботинках; плащ валялся рядом на полу, так что прихорашивание могло заключаться в удалении щетины на подбородке.

— Пошли, — Кульков толкнул дверь, находящуюся по правую руку от портрета вождя, и, бросив на своего исторического патрона прощальный взгляд, перешел из кладовки прямо в свой кабинет.

Оказавшись на рабочем месте и предложив Галине занять мягкое кресло у стены, Кульков нажал кнопку переговорного устройства:

— Лена, приглашай Комарова.

«Ну и физиономия у Лены будет сейчас, наверное!» — подумал Кульков, усмехнувшись (после того, как взглянул на Ипатьеву).

Дверь, ведущая из кабинета непосредственно в рабочие помещения офиса, отворилась — и на пороге возникла секретарша Лена. Она взирала на шефа с неподдельным изумлением. Естественно, когда она звонила ему пять минут назад, то никак не могла знать, что шеф в этот момент находится прямо за стеной… Лена стояла, вытаращив глаза, и топтавшемуся у нее за спиной Комарову пришлось слегка поднажать на нее плечом, чтобы заставить посторониться и пропустить его в кабинет.

— Доброе утро, Сан Саныч! — сказал Комаров, широко улыбнувшись. — Ну и погуляли вчера… Право слово — оторвались по полной программе!

— Бывает, — хмыкнул Кульков. — Всякое бывает. Мы же мужики — или кто?

Заметив, что секретарша все еще стоит в дверях, Сан Саныч мгновенно нахмурился и замахал на нее рукой:

— Иди, Лена, иди! Займись там делом… Каким-нибудь, — добавил он, когда за Леной дверь закрылась.

— Ну как самочувствие? — спросил Кульков у Гены, который без разрешения расположился в кресле перед столом Сан Саныча.

Вопрос этот был продиктован не истинным интересом Кулькова к здоровью раннего визитера — наплевать ему было, если честно, на то, как Гена себя чувствует — его, Сан Саныча, больше свое здоровье интересовало! Но нужно было перехватить инициативу, показать, кто в кабинете хозяин. Да и не только в кабинете, а вообще… Что-то подсказывало Кулькову, что лидер крайне популярного в городе коммунистического движения на иерархической лестнице стоит повыше какого-то там Комарова, пусть у того и знакомств миллион, пусть он и на телевидении свой человек… Все равно: Кульков — вершитель, Кульков — тот, кто принимает решения, а Комаров — тот, кто исполняет…

— А ваше-то как, Сан Саныч? — Комаров сидел, закинув ногу на ногу, покачивая до блеска начищенным ботинком.

— Мое-то в порядке, а вот вы что-то неважно сегодня выглядите, — продолжал Комаров. — Видно, не по возрасту вам такие дозы… Вы уж извините!

— Да ладно — не по возрасту… Подумаешь! Еще не то можем. Вот сейчас с Галей немножко поправимся… Ты не хочешь, Гена?

Комаров легко проглотил обращение на «ты», даже вроде бы с каким-то удовольствием, что вдруг показалось Сан Санычу подозрительным… Уж не набивается ли он, этот прощелыга питерский, в дружки к нему, Кулькову? К тому, кто и в сам Кремль вхож… Был! Два раза. Ну, пусть, не в самом Кремле, но там, рядышком. Можно сказать, что в Кремле.

— Нет, — ответил Комаров, как-то гаденько улыбнувшись. — Спасибо. Не стоит. Я с утра не очень люблю…

— Дело хозяйское, — буркнул Кульков. А ты, Галинка, давай-ка за компанию!

— А чего ж — «за компанию»? Я и сама по себе с большим удовольствием! А то голова совершенно не на месте…

Сан Саныч открыл сейф, достал оттуда литровку «Абсолюта», рюмки. Потом передумал, поставил рюмки назад и, пройдя к шкафу, снял с полки два высоких стакана.