– Да уж пожалуй.

– И наверняка какой-нибудь из ваших придворных нашептал карге, что говорить. Она сказала, что вам повезет в любви?

– О да.

– Легко прорицать подобное принцу. Принц может быть уродлив, как жаба, а красотки все равно будут раздвигать перед ним ноги.

– Воистину милостив Господь! – жизнерадостно отозвался принц.

Алая краска на его шапке начала линять, и по лицу Эдуарда бежали красные ручейки, поэтому казалось, будто он истекает кровью.

– Уходите, сир, – взмолился капталь.

– Еще минуту, мессир, – заявил принц.

Он твердо вознамерился дождаться, пока последний англичанин или валлиец не окажется позади его лошади.

Арбалетчик на верхнем этаже дома кожевника, что стоял близ южных ворот, заметил богатые плащи двух всадников. Он закрутил рукоятки ворота, дюйм за дюймом взводя оружие, дерево и металл поскрипывали от невероятного напряжения толстой тетивы. Стрелок ощутил, как тетива щелкнула, зайдя за собачку, удерживавшую ее, потом порылся среди болтов и выбрал тот, который выглядел острым и чистым. Вложил его в желоб и опер арбалет о подоконник. Француз поднял оружие. Он учел, что ветер дул порывами слева направо, поэтому увел прицел немного влево. Упер приклад в плечо, затаил дыхание и нащупал правой рукой спусковой крючок. Он ждал. Всадники не двигались. Пехотинцы бежали; иные из них падали, когда болты пробивали кожу или сталь и пронзали кости и плоть, но арбалетчику не было до них дела. Он прицелился в красный плащ, медленно приподнял руку, чтобы придать болту навесную траекторию, застыл, задержал дыхание и спустил крючок. Арбалет толкнул стрелка в плечо, болт отправился в полет – черная молния среди серебристых потоков дождя.

– Быть может, ночью дождь прекратится, – уныло пробормотал принц.

Болт врезался в цель – вспорол тонкую ткань штанов на правом бедре, не поцарапав ногу, пробил толстую кожу седла, замедлился, пройдя через деревянную раму, и наконец засел в одном из ребер Фудра.

Конь заржал и вздыбился от боли.

Принц успокоил скакуна.

– Проклятие! – воскликнул он. – На два дюйма выше, и я бы пел в переднем ряду хора.

– Сир, – вмешался капталь, – можете меня за это наказать, но я не хочу потерять вас.

Он наклонился, ухватил Фудра под уздцы и потянул принца обратно к ивовой рощице. Эдуард подбадривал отступающих пехотинцев, одновременно не мешая уводить себя из опасного места.

– Завтра! – провозглашал он – Завтра мы отомстим! Завтра мы разграбим Тур!

Но следующее утро не принесло перемен. Ветер все так же завывал над промокшей землей, дождь лил, гром гремел, а молнии рассекали небо. Судя по всему, Господь пожелал спасти Тур. Он хотел запереть англичан и их гасконских союзников к югу от Луары. И вот на третий день, поскольку оставаться без движения означало попасть в окружение французов, армия принца повернула обратно на юг.

Отступление началось.

* * *

Оружие хранилось в тюрьме под донжоном замка Кастийон-д’Арбизон. В темнице имелось пять камер, одну из которых занимал Питу, ожидающий, когда его отец пришлет из Монпелье людей Томаса. Еще две камеры пустовали.

– Я в них пьяниц сажаю, – пояснил Томас Кину.

– Господи, да они постоянно должны быть полны!

– Такое случается не часто, – сказал Томас и провел ирландца в самую большую из камер, приспособленную под оружейную.

Два волкодава стояли в коридоре и принюхивались, беспокойно наблюдая за Кином, нырнувшим в камеру.

– Парни знают, что могут напиваться сколько влезет, – продолжал Томас, – но не тогда, когда им положено быть трезвыми.

Он поднял фонарь и подвесил его на ввинченный в потолок крюк, однако от мерцающей свечи толку оказалось не много.

– Будучи умелым, остаешься в живых, – сказал он.

– Будучи трезвым? – хмыкнул Кин.

– Умелым, – поправил Томас. – Упражняйся, будь быстр, будь достаточно силен, чтобы натягивать лук или махать тяжелым мечом. Оружие требует искусства. Может статься, что твой противник в бою овладевает этим умением лет двадцать, поэтому тебе надо быть лучше. Окажешься хуже – и ты покойник. Что уж говорить про нас здесь? Мы – маленький гарнизон в гуще врагов, поэтому нам необходимо быть лучше всех.

– А если человек оказывается недостаточно хорош?

– Я его выгоняю. От желающих служить тут отбоя нет. Все хотят денег.

– Коредоры, имеющие свой замок? – Кин ухмыльнулся.

Это подразумевалось как шутка, но Томас все равно вздрогнул, потому что в ней присутствовала доля правды. Коредоры были разбойниками – мужчинами и женщинами, согнанными со своей земли и вынужденными вести дикую жизнь в горах, нападая на путников или на небольшие поселения. Терзавшие Францию непрестанные войны означали, что коредоров развелось много. Главные дороги патрулировались солдатами, но прочие стали опасны для всех, кроме внушительных отрядов вооруженных людей. Разбойников ненавидели, но кто такие эллекины, если не те же коредоры? За тем только исключением, что у них имелся сеньор, Уильям Богун, граф Нортгемптонский, который находился бог весть как далеко отсюда, приглядывая за границей между Англией и Шотландией. Именно по воле графа Нортгемптонского Томас господствовал на этом участке Франции. Давало ли это ему законные права? Или церковь Святого Сардоса в Кастийон-д’Арбизоне была завалена серебром и богато расписана как раз по той причине, что Томас насчет этих прав сомневался?

– В этой камере я познакомился с Женевьевой, – сказал он Кину.

– Здесь?

– Ее собирались сжечь как еретичку, – объяснил англичанин. – Уже приготовили костер. Для растопки принесли охапки соломы, а вязанки с хворостом сложили стоймя, чтобы горели помедленней. Так боль длится дольше.

– Исусе, – вырвалось у Кина.

– Точнее, не боль, – поправился Томас. – Агония. Ты можешь представить, чтобы Иисус сжигал кого-нибудь заживо? Можешь вообразить его заботящимся, чтобы костер горел помедленнее, потом наблюдающим за тем, как человек кричит и корчится?

Кина удивил сдержанный гнев в голосе Томаса.

– Нет, – осторожно ответил он.

– Я – дьявольское отродье, – с горечью сказал Томас. – Сын священника. Я знаю, что такое Церковь, но если бы завтра Христос снова сошел на землю, он бы понял, что Церковь – это ад.

– Все мы злые ублюдки, – неловко буркнул Кин.

– А ты недостаточно проворен с мечом, – переменил тему Томас. – Еще пять лет тренировки, и добьешься нужной скорости. Вот, попробуй этот.

Все оружие в камере было отобрано у врагов. Тут хранились мечи, секиры, арбалеты и копья. Многие представляли собой просто хлам, клинки ждали переплавки и перековки, но много было и годного вооружения, и Томас выбрал алебарду.