стояла около нее на коленях и, содрогаясь всем телом, тихо шептала молитвы.

Но вот младшая поднялась, подошла к окну и снова выглянула в него.

— А, теперь я опять вижу их! — радостно воскликнула она. — Но в седле остался только один… тот, высокий, с черными усами, а другой, поменьше, несется по воде без лошади… Вот высокий поймал его, поднял и положил поперек своей лошади… Какая, однако, у него сила: поднял взрослого человека, как ребенка!.. Да и конь его, должно быть, такой же сильный: борется с волнами и несет на себе сразу двоих… Вот он приближается с ними к ограде и… О Пресвятая Дева, неужели Ты дашь погибнуть этому храброму кабальеро, который так мужественно борется не только за собственную жизнь, но и за чужую?

— Это он, он, Рафаэль! — с гордостью воскликнула Гертруда, начиная, наконец, приходить в себя и приподнимаясь. — Кто же еще в состоянии совершать такие подвиги?

Но появившаяся было у нее надежда снова исчезла, когда Марианита, задыхаясь от волнения, вдруг крикнула:

— Господи, какой ужас! На них несется огромное дерево… оно налетит на них, и тогда они…

— Святой архангел, имя которого носит он, защити его! — воскликнула Гертруда, опускаясь на колени и простирая кверху дрожавшие руки. — Матерь Божия, утиши ярость вод и спаси моего Рафаэля от гибели… Я пожертвую Тебе за его спасение свои волосы.

Креолки больше всего гордятся своими роскошными волосами и дорожат ими, как сокровищем. Поэтому Гертруда не могла принести за спасение своего возлюбленного большей жертвы. И эта жертва точно была принята, и мольба жертвовательницы услышана, потому что наблюдательница продолжала уже другим тоном:

— Но, слава Богу, теперь они, наверное, будут спасены! Наши молодцы-вакеро остановили своими лассо дерево и крепко держат его. Храбрый кабальеро мог бы перебраться на это дерево, и вакеро тотчас подхватили бы его, но он, по-видимому, этого не хочет, потому что, должно быть, не желает покидать в такой опасности ни своего коня, ни спутника. Умный конь, вероятно, хорошо понимает своего хозяина. Он напрягает все свои силы и старается плыть вокруг дерева. Вот он уж и под стеною. Вакеро подхватывают его и всадников… Конь не отбивается, значит, понимает, в чем дело… Ну вот, и слава Богу, Пресвятой Деве и всем святым… Милая Гертрудочка, успокойся: все спасены! Недаром ты обещала отдать свои чудные волосы… Неужели тебе не будет жаль их? Ведь они стоят…

— Чего бы они ни стоили, я с радостью отдам их за спасение Рафаэля! — воскликнула в экстазе Гертруда. — Он сам своими руками и снимет их с моей головы! — восторженно прибавила она сквозь слезы, теперь уже слезы радости.

8. МЕЖДУ ДВУМЯ ОПАСНОСТЯМИ

Спасаясь от страшного охотника, ягуары покинули Столовую гору. Прыгнув в воду, они направились к ближайшим деревьям с целью забраться на какое-нибудь из них. Вскоре звери очутились как раз на одном из тех двух тамариндов, между которыми, в гамаке, крепко спал студент богословия, дон Корнелио Лантехас.

Среди ночи сладкий сон его внезапно был прерван. Молодой человек вдруг проснулся под влиянием какого-то внутреннего побуждения. Очнувшись, он увидел себя повисшим над огромным озером, мутные волны которого яростно шумели всего в нескольких дюймах под ним. При этом неожиданном зрелище студент невольно испустил громкий крик ужаса. Точно в ответ, над его головой тотчас же раздалось какое-то злобное фырканье и шипенье. Взглянув наверх, молодой человек не мог сразу понять, в чем дело; страшно испуганный, он неподвижным взором продолжал смотреть на бурлившие вокруг него воды.

Когда к нему вернулась, наконец, способность рассуждать, он догадался, что попал в полосу наводнения, понял теперь и причину отсутствия населения и значение подвешенных к деревьям лодок.

Положение было очень незавидное. Плавать дон Корнелио не умел, да если бы и умел, то едва ли решился бы на попытку переплыть озеро, которое, как ему казалось, простиралось от одного горизонта до другого.

В довершение ко всему молодой человек вскоре почувствовал, что не только под ним и вокруг него, но и над ним витает грозная опасность. Подняв инстинктивно голову, он увидел несколько огненных точек, похожих на горячие уголья. Вглядевшись в огненные точки, студент понял, что это должны быть глаза каких-нибудь хищных зверей, скорее всего ягуаров; вряд ли другое животное могло взобраться на дерево по совершенно гладкому стволу.

Положение злосчастного студента оказывалось не только отчаянным, но прямо безвыходным: внизу — вода, по всей вероятности, еще не достигшая наивысшего уровня и ежеминутно готовая добраться до гамака; вверху — кровожадные звери, которые, быть может, из боязни не решатся напасть на него сами, зато и ему не позволят подняться к ним.

В таком положении молодой человек был осужден провести остаток ночи, и немудрено, если этот остаток показался ему целой вечностью. Разумеется, он ни на одну минуту не мог сомкнуть глаз.

Наконец наступило утро, которого с таким нетерпением и с такой тоскою ожидал несчастный богослов. Но и утро не принесло ему никакого утешения. Напротив, оно указало еще на одну опасность, которой в ночной темноте он не мог видеть. Оказалось, что на вершине дерева сидели не только ягуары, но и другие не менее страшные живые существа — огромные змеи, обвивавшие своими длинными хвостами ствол дерева и свешивавшие вниз свои отвратительные головы с разинутыми пастями, в каждой из которых, среди острых зубов, шевелилось смертоносное жало.

Совершенно подавленный этой новой опасностью, дон Корнелио опять обвел полными отчаяния глазами безграничную водную поверхность в слабой надежде найти выход из ужасного положения, в котором он очутился. Но вокруг ничего не было видно, кроме крутившихся мутных вод, по которым там и сям неслись вырванные с корнями деревья с цеплявшимися за них, полумертвыми от страха, волками, лисицами и другими крупными и мелкими дикими животными. Высоко в воздухе парили орлы-стервятники, коршуны и другие пернатые хищники, испускавшие при виде близкой