Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захар это и без неё прекрасно понял: девочка переживает за маму, но не пролила ни слезинки, а вместо этого всю ночь проработала наравне со взрослыми. Чего еще от неё ожидать? Доброты и понимания?
Глядя на загадочную улыбку Стейш, она тоже была рада, что этот «секрет Музы», наконец-то раскрыли.
А вот его секрет может принести очень много проблем, но выбора не было. Он сделает всё, чтобы защитить Сашу, даже вернется в мир большого бизнеса и уничтожит всех, кто посмел причинить ей зло.
Александра
Было пусто, страшно и холодно. Она сидела одна в тюремной камере и не понимала, что происходит. Ей не дали даже позвонить, не поверили истории про беременность. Просто швырнули в камеру и закрыли дверь до «дальнейших разбирательств».
Катюша её, наверное, потеряла. От этой мысли сердце сжималось до боли. Спасало лишь одно, дочь точно позвонит Захару, Стейш или Музе. И где бы они ни были, они придут и у них появятся вопросы. Вот только сколько времени им понадобится, чтобы узнать, где она? Разве что Муза подключит связи.
Когда небо в маленьком решетчатом окне под потолком стало темным, к её камере подошел грузный усатый человек, явно в каком-то высоком чине, и открыл клетку.
— Александра, выходите. Вам нечего здесь делать. Женщине в вашем положении не стоит ночевать в камере.
В просторном кабинете было прохладно и по казенному неуютно — деревянные стулья с номерами, длинный стол, доисторическая лампа с зеленым абажуром и продавленный диван в углу.
— Меня зовут Аристарх Маркович. Чаю хотите? — тут же предложил он. — И вам передали ужин.
Саша с недоверием покосилась на контейнеры.
— Кто?
— Ваша подруга, Муза Загорская. Она принесла справку из больницы, и я смог выпустить вас из камеры под официальным предлогом. Завтра будет разбирательство. Так что в ваших интересах выспаться и хорошо подкрепиться.
Муза. Хоть они и поругались, подруга в беде не бросила. В этом была вся Муза Загорская. Преданная, настоящая и всегда немножко мудрее их со Стейш.
— Здесь спать? — она вновь с недоверием осмотрелась.
— Увы, ничего другого предложить не могу. Здесь есть все необходимое, — он достал из шкафа плед и небольшую подушку. — Сам иногда ночую, когда дел много.
— Спасибо. Спасибо вам огромное.
— Ерунда. Я знаю семью Загорских много лет, они умеют выбирать друзей. Уверен, что завтра все прояснится и с вас снимут все нелепые обвинения. А пока я вынужден запереть дверь на ключ, вы же понимаете...
Мужчина смущенно улыбнулся в усы.
— Конечно.
Саша иллюзий не строила. Хоть Муза и помогла ей улучшить обстановку вокруг, она все еще под следствием за то, чего не совершала. И завтра будет решаться её судьба...
Муза
Сон не шел от одной лишь мысли, что он скоро будет в городе. Успокаивающие травы не помогали и даже найденный на верхней полке шоколад не успокаивал. Она кожей чувствовала как Влад приближается сначала к стране, а потом едет к дому Саши, останавливаясь на светофорах. Чуть позже пяти утра что-то внутри ёкнуло. Муза была уверена, если сейчас позвонить Стейш, на фоне будет его голос. Наверное, уже с французским акцентом.
Сдалась и дрожащей рукой достала забытую на несколько лет турку. Она могла приготовить этот кофе во сне, с температурой под сорок, пьяной до беспамятства. Всегда свежая арабика, пачки с которой она покупала каждый месяц и каждый же месяц относила в офис закрытую предыдущую. Сейчас плюнула и открыла.
Смолола зерна в ультрадорогой кофемолке, которую купила черт знает зачем, ведь сама не пьет кофе уже десять дет. Подогрела чайник до тридцати пяти — ни градусом больше, иначе кофе не раскроется.
Несколько минут спустя кухня наполнилась насыщенным запахом. Муза добавила немного специй и вдохнула полной грудью.
Ждать его так глупо, но она ждала.
Только сняла турку с огня и аккуратно вылила кофе в чашку, как раздался грохот. Раз удар. Два. Три. Кто-то пытался выбить её новую сейфовую дверь, надежность которой подтвердили десятки тестов и сертификатов.
Тонкой тенью шмыгнула вдоль стены и щелкнула на кнопку видеодомофона.
Тут же отпрыгнула от экрана, не зная, что делать дальше. Кончики пальцев похолодели. Муза схватила первые попавшиеся перчатки и спрятала под ними уродливые шрамы на запястьях.
Она ждала, но ей и в страшном сне не могло присниться, что однажды дождётся.
— Что же делается... — открыла замок и отбежала на пару шагов.
Он влетел в просторную прихожую, словно порывистый весенний ветер. Растрепанные волосы, эти безумные темные глаза-бездны, нос с горбинкой, которую он все грозился исправить пластикой и поджатые тонкие губы. Время сделало его фигуру более мощной, добавила на лицо пару едва заметных морщинок и проложила глубокую складку между бровями.
Муза цеплялась за эти детали, как утопающий за спасательный круг, но упорно молчала. Влад тоже молчал, сканируя её будто рентгеном.
— Привет, — наконец, выдохнул он и втянул носом воздух. Ну конечно, кофе. — Ты одна?
— Три любовника под кроватью, два на карнизе и один в холодильнике, как отработанный материал, — ляпнула Загорская, понимая, что несет полную чушь.
Близость Влада всегда открывала в ней удивительные черты и лишала возможности вести очаровывающие светские беседы. С ним она превращалась в язву, каких еще поискать. Её чары рядом с ним исчезали, оставляя лишь оголенный нерв без тормозов и условностей. И этот летящий на сверхскорости гоночный болид со всей дури врезался в непроницаемую стену его спокойного сарказма.
— Не смешно, — заявил Влад и закрыл дверь, трижды провернув замок.
— Что ты делаешь? — Муза отступила еще на два шага.
— Хочу поговорить.
Он сделал три шага вперед. Она снова отступила, понимая, что еще немного и они доберутся до кухни.
— Десять лет спустя? А чего до пенсии не дотерпел? — брякнула она, проклиная собственный язык.
Муза замерла, ожидая гнева, очередной нотации за «несерьезность» и попытки уйти. Но вместо этого услышала спокойное:
— Поумнел, может.
— Пока ты умнел я трижды успела выйти замуж.
— Тормоз. Прости, что поверил Лексу. Но тогда его слова о твоих похождениях казались такими логичными. Эти постоянные мужчины, подарки, огромные букеты. Я думал, что все не просто так, а он подкинул дров.
Мир опасно покачнулся. Муза с трудом устояла на ногах, когда на голову рухнула наковальня с надписью «Вот оно что!». Стало обидно до жути. Десять лет боли, одиночества, мучений из-за одного козла. И был бы породистый, ан нет, какой-то облезлый и безрогий.