сумм. Четыреста пятнадцать рублей — это лишь последние. Вы можете остаться, если вернете мне эти деньги, они сейчас очень нужны.

— Ничего я не верну! Ваши обвинения несправедливы! — уже закричал Дерюгин.

На его крик в кабинет заглянул Митрофан, дворецкий.

— Вам нужна помощь, Светослава Романовна? — спросил он, с угрозой посмотрев на управляющего.

— Да, Митрофан, проводи господина Дерюгина до выхода и более не пускай его в дом. Он более не служит у нас, — ответила Слава и, отвернувшись от управляющего, направилась к выходу из кабинета.

— Как вы смеете со мной так обращаться?! — завопил Дерюгин. — Меня может уволить только господин фон Ремберг! Ведь непосредственно он нанимал меня на службу!

Слава на миг обернулась к управляющему, удивившись его словам.

— Вы неправы, сударь, — осек его Митрофан. — В отсутствие господина Светослава Романовна может распоряжаться всеми слугами и делами.

Слава холодно улыбнулась на прощание побагровевшему от досады Дерюгину и вышла из кабинета.

Глава II. Хозяйка поместья

— И что же вы решили, барыня? — спросил почтительно Степан Иванович.

Мужик и Слава находились в том самом кабинете, что и неделю назад.

— Я все разузнала, не так все плохо, — ободряюще произнесла девушка. — И усадьба вполне может обойтись без вашей части оброка. К тому же другие деревни согласились поставлять муки чуть больше. Мы немного сократим потребление хлеба, и все. Для нас это не будет сильно заметно. Так что на этот год я освобождаю вас от уплаты оброка рожью и мукой.

— Ох, благодарствую, барыня! — облегченно воскликнул крестьянин, опешив, и не удержался от вопроса: — И что же, Прокопий Никонорович на все это согласен?

— Господин Дерюгин более не служит у нас. И более не будет над вами управляющим. Мы с ним поспорили, и я решила, что в его услугах мы более не нуждаемся, — уклончиво ответила Слава.

Степан Иванович долго молчал и лишь спустя некоторое время вымолвил:

— Ох, как чудно, барыня. И к кому же нам тепереча на поклон ходить?

— По всем делам вы можете обращаться ко мне или новому управляющему Артемьеву Григорию Ивановичу.

— Слушаюсь, ваша милость, — кивнул мужик как-то довольно. — Тогда от оброка мукой и зерном мы освобождены до следующего урожая, так?

— Да, как вы и просили, — уточнила она. — Да, и еще, ваши семьи. Не дело это впроголодь жить. Я надеялась, что у нас есть некоторые сбережения, но оказалось, что это не так, — Слава чуть замялась, вспомнив, что в тот же вечер, когда она уволила управляющего, они Гришей еще раз вместе пересчитали расходные книги за два года и выявили многочисленные факты воровства Дерюгина. — Оттого я подумала вот о чем. В прошлый раз вы упоминали об излишках овощей и гречи? Если они есть у вас, то, возможно, еще удастся что-то продать на ярмарке? Ведь они еще проводятся?

— А как же, барыня, в соседнем уезде еще торгует последняя ярмарка. Но управляющий запрещал нам самим торговать.

— Я даю вам свое разрешение на продажу излишков на этой ярмарке. Ежели будут для этого нужны какие документы, справим. А на вырученные деньги закупите, сколько получится, зерна, чтобы у вас было, с чем зимовать.

— Вот спасибо вам, барыня. Но мы и не думали о том, — засуетился Степан Иванович, чувствуя себя неловко. — Не нужно было вам там беспокоиться о нас. Мы народ привычный, перезимуем как-нибудь.

— Нет, не дело это, Степан Иванович. Езжайте на ярмарку да купите там, что требуется. И впредь, прошу вас, как старосту селения, предоставлять мне отчет, о том, какие излишки вы продали и что купили. Вы умеете писать?

— Нет, неграмотный я. Но помню все очень хорошо.

— Ну что ж. Приезжайте ко мне каждый понедельник и все рассказывайте, а я с ваших слов все буду записывать.

— Как прикажете, барыня, — кивнул Степан благодушно и заискивающе произнес: — И уж как повезло-то нам с вами, что вы наша хозяйка новая. Все как есть поняли и пожалели нас горемычных. Вовек Бога молить за ваше здоровьице будем.

— Лишнее это, Степан Иванович. Это мой долг — помочь вам. Не более.

— Да не скажите, — нахмурился Степан. — Барин-то наш, господин фон Ремберг, хоть и купил нас у князя Юсупова, не сильно о наших делах радел. Все время отправлял нас к этому душегубу Дерюгину, который три шкуры с нас спускал. А вы жалостливая, сразу видать. Но вы не бойтесь, мы вас не обманем и не подведем. За доброту вашу еще пуще работать на вас будем. Слово даю, как староста деревни нашей.

— А знаете, Степан Иванович, я вот подумала. Возможно, вы бы согласились поступить ко мне на службу? Вы человек смелый, да и печетесь о своих деревенских. Знаете, что да как, как я погляжу. Вы могли бы еженедельно докладывать обо всех нуждах и делах вашей деревни и быть помощником Григорию Ивановичу. Что вы об этом думаете?

— Но, барыня, как же я могу стать помощником управляющего? Я же невольный.

— Это не помеха, — заметила Слава. — Ежели будете исправно служить мне, то через год, обещаю, я постараюсь выправить вам и вашей семье вольные бумаги. Да и сейчас жалование вам положу. Правда, небольшое. Пять рублей в год.

— Ох, барыня, вы прямо огорошили меня, — опешил мужик. — Не знаю, что и сказать.

— Вы подумайте, Степан Иванович. А то мне и Григорию Ивановичу не управиться без вашей помощи, да и других помощников. Все-таки мне пришлось всех людей господина Дерюгина выгнать тоже. Потому что они покрывали его бесчинства и кражи. Нынче Григорий Иванович день и ночь разбирает бумаги и пытается все привести в надлежащий вид. Дерюгин невозможно все запустил, потому я не в силах ничего понять. И нынче мне нужны преданные люди, справедливые и честные, которые крестьянскую жизнь хорошо знают. Вы как раз и подходите. В соседних