— Мисс Агнесс, вы дома или не дома?

— В каком смысле? — не сообразила Агнесс.

— Гостей принимаете аль нет? Наверное, вы не дома, — заранее обрадовалась служанка. — Где это видано — заявляться с визитом до полудня? Да еще в Божий день. Я так и передам…

— За исключением близких друзей, им можно наносить визиты в любое время, — поправила ее Агнесс, догадавшись, кто пришел спозаранку.

Милли стояла у изгороди, поставив ногу на приступку и нервно притопывая, готовая в любой миг сорваться с места. Но увидев, что Агнесс явилась без спутника в долгополом черном сюртуке, Милли успокоилась и натянуто улыбнулась.

— Я пришла попрощаться, — осадила она подругу, когда та ринулась к ней с объятиями.

— Что еще за чепуха, зачем вам уезжать? — Агнесс недовольно оглядела ее пелерину. — После того, как Лавиния приструнила негодяев, на вас никто не посмотрит косо. Не посмеет!

— Мы едем в Эдинбург. Эдвина зачислили в университет.

— Не может быть!

Милли покачала изящной головкой, уже не простоволосой, но покрытой простым соломенным капором.

— По-твоему, он настолько никчемный человек, что его успех вызывает одно только удивление?

— Конечно нет… то есть… выходит, его родственник смягчился и попросил за него?

— За него и вправду попросили, — допустила Милли. — Но это был мистер Линден.

Агнесс машинально обернулась к каретному сараю, возле которого Диггори старательно начищал их экипаж. Но пастор еще не появился.

— Оказывается, сразу после венчания он поскакал в Эдинбург, все там обстряпал и тотчас же воротился к нам! — просветила ее Милли.

— Сколько же он пробыл в седле, — ужаснулась Агнесс, вспоминая его изможденный вид вечером и то, как он устало прикрывал веки за завтраком.

Даже утренний чай не смог привести его в чувство. Впрочем, чай был едва теплым и с прокисшим молоком, а тосты — подгорелыми, поскольку мисс Тревельян не собиралась баловать предателей и трусов.

Ох, как же она виновата!

И если бы только в этом!

— Откуда мне знать? — отмахнулась Милли. — Но переговоры в университете не отняли у него много времени. Простого человека там бы и слушать не стали, но мистер Линден, как-никак, богатый, влиятельный священник и сын графа в придачу. Ах, Агнесс, до чего же тебе повезло!

Но Агнесс не разделяла ее ликования. Теперь уже она нетерпеливо задрожала. Успеет или нет? До утренней службы оставалось не так уж долго, но если мистер Линден еще не взял с конторки переписанную проповедь, если не развязал зеленую ленточку…

— Он, разумеется, взял у меня обещание ничего тебе не рассказывать, — прервала ее размышления Милли, — но поскольку он мне солгал, я сочла позволительным нарушить наш договор.

— Солгал?

— Сказал, будто бы Эдвину как студенту, обремененному семьей, назначили годовое пособие в 60 фунтов. Но Эдвин объяснил мне после его ухода, что никаких пособий студентам не назначают. Значит, у нас появился анонимный благодетель.

— Я очень счастлива за вас, Милли, — протараторила Агнесс, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в дом. — Ты ведь напишешь мне и расскажешь, как вы устроились?

— Нет, Агнесс. Я, наверное, не буду тебе писать.

— Ага, так мистер Линден купил твое молчание! — сказала Агнесс почти радостно.

Она чувствовала себя кухаркой, которая машет газетой над углями и тоскливо смотрит на суп, переставший кипеть. Гнев на дядюшку угасал стремительно, и на его место грозилась заступить всепоглощающая вина. Такая, что жить не захочется.

— Вот еще! Просто мне кажется, что так будет лучше. Поверь, скоро тебе будет не до меня. Столько хлопот, столько волнений! Зато я принесла тебе кусочек торта на память.

Она выпростала руки из-под пелерины и протянула Агнесс завернутый в газету комок.

— По нашим поверьям, кусочек свадебного торта сулит скорое замужество. Какая пышная свадьба у тебя будет, Агнесс! С платьем, привезенным из Лондона, подарками и даже сувенирами для гостей. Скажи, тебе не терпится стать полновластной хозяйкой пастората и всех десятин?

— Неужели мистер Линден пустит меня и моего мужа жить в пасторате? — спросила Агнесс, которая так распаниковалась, что уже ничего не соображала.

— Глупенькая! — наклонилась к ней Милли и чмокнула ее в лоб. — Ну все, мне пора.

— Мне тоже, Милли. Очень и очень пора.

Когда Милли, еще раз одарив ее улыбкой, вспорхнула на приступку, Агнесс помчалась к карете сломя голову. У нее еще есть время. Она все перепишет за время пути. На худой конец, зажмет чернильницу меж колен и постарается на насажать клякс.

— Мистер Линден еще не вышел? — спросила она набегу.

— Что вы, мисс! — отвечал Диггори, свесившись с облучка. — Хозяин давно уехавши.

Агнесс замерла.

— А карета для кого?

— Так для вас, мисс. Хозяин говорит, что если вывозить вас со всеми почестями, может, вас замуж поскорее позовут. А мне обещался цилиндр справить и сюртук, как у взаправдашнего кучера…

— Диггори, гони! Гони во весь опор! — заверещала Агнесс, прыгая в карету.

Из окна она увидела, что к кусочку торта, который она в спешке обронила, уже подбирается кот миссис Крэгмор. Жаль, конечно, упускать такой талисман, но у Агнесс не было времени ни поднимать его, ни оплакивать. Если она не перехватит проповедь, на скорое замужество все равно можно не рассчитывать. Сначала дядюшка убьет ее, а потом совершит отпевание над ее телом, еще теплым.

3.

По ступеням Агнесс взбежала сломя голову, и чуть не запнулась о порог под неодобрительный шепоток прихожан, считавших, что религиозное рвение — это удел папистов и методистов, тогда как люди порядочные входят в Божий дом степенно, как в гостиную сельского помещика. Но никто не стал заострять внимание на ее промахе.

Этим утром пастве было не до племянницы пастора. Все косые взгляды доставались скамье, на которой сгрудилось семейство Билберри. Вдова была погружена в изучение молитвенника, и ее отпрыски, притулившись к матушке, тоже старательно таращились на страницы. Голову никто не поднимал. У самого прохода с каменным лицом сидела Фэнси. Обычно хозяйка отсылала ее на заднюю скамью, но сегодня милостиво разрешила ей присесть рядом со своими детьми. Понимая, что ей уготована роль телохранителя, Фэнси напряглась, когда в церкви появился Холлоустэп, и шумно выдохнула, когда он вразвалочку прошел мимо и уселся на передней скамье.

От него до сих пор разило дымом.

Но Агнесс было не до него. С безысходной тоской она отметила, что мистер Линден уже облачился в черную сутану и белый стихарь и стоял за кафедрой, обсуждая с миссис Кеттладрам, какие гимны ей сегодня играть. С пюпитра свисала зеленая ленточка. Значит, проповедь уже там.