— Некому принудить? — он вдруг так ударил по стене грота что с нее попадали раковины. — А что если мне не требуется принуждение? Бывает же так, что внезапно осознаешь чужую правоту, после чего отрицать ее становится непростительной глупостью. Лорд Линден… он убедил меня, Лавиния. Как жаль, что он не нашел столь же убедительных слов лет десять назад, или что милосердие не позволило ему прислушаться к здравому смыслу и придушить меня в колыбели.

— Твой отец… Это все-таки твой отец, — Лавиния почти выплюнула эти слова, не в силах сдержать отвращение. — Джейми, ты сейчас не в себе. Но поверь мне, пожалуйста, поверь, все кончилось, теперь мы просто можем об этом забыть и… жить, как хотели. Как планировали. Джейми, забудь это безумие. Он не прав, он никогда не был прав. И он… Он даже тебе не отец, чтобы ты чувствовал себя обязанным покориться слову его. Джейми, пожалуйста, не думай об этих глупостях. Подумай сейчас обо мне. Ты же знаешь, сэр Генри Мелфорд сватался ко мне, и мама… она хочет… как же все же родители умеют портить нам жизнь! Но я-то как раз не могу восстать против воли матери. По крайней мере, сама. Одна.

Лавиния умоляюще посмотрела в лицо Джеймса, а в мозгу у нее отчаянно билась одна мысль: он не может так поступить с ней, не может, не может, не может! И в тот же миг Джеймс рывком прижал ее к себе, словно соперник уже стоял перед ним.

— О чем ты говоришь? — он едва не задыхался от негодования. — Он всегда интересовался тобой, но он всем девицам не дает прохода, хотя едва ли сможет нанести им физическое оскорбление — годы не те… Не может же твоя матушка не знать, что барон Мелфорд из себя представляет! А если нет, то я могу объяснить ей, хотя ума не приложу как объяснять такое без обиняков… Мне рассказывали, будто в молодости он лечился от дурной болезни и таким способом… тогда еще верили, что болезнь покинет тело, если передать ее существу совсем невинному… если передать ее ребенку… Лавиния, твоя матушка сошла с ума.

Лавиния вздохнула с облегчением и уткнулась лбом в грудь Джеймса. Он не бросит ее, как она только могла подумать…

— Матушка в отчаянии после смерти Дика. Отца это тоже подкосило. А сэр Генри… Он умеет быть милым. Очаровать матушку ему ничего не стоило, ты же знаешь, какая она, и насколько для нее важно все это… Богатство, аристократизм. Она с ума сошла от одной мысли, что я могу стать леди Мелфорд, — Лавиния презрительно усмехнулась. — И думаю, разум уже к ней не вернется…

Лавиния отстранилась и снова заглянула в глаза Джеймсу.

— Джейми, ты же спасешь меня, правда? — она улыбалась доверчиво и обожающе. — Давай убежим… Я понимаю, ты сейчас горюешь, и это было бы ужасно, если бы прямо сейчас… Но буду сопротивляться, сколько смогу… Боюсь, не слишком долго. Джейми, увези меня. Давай сделаем то, о чем мы мечтали. Я готова идти с тобой по Третьей Дороге, какие бы опасности не подстерегали нас. Я готова разделить с тобой все, что угодно.

— Бедная моя храбрая девочка, — он поглаживал ее по спине. — Прости мне эту минуту слабости, недостойно с моей стороны обременять тебя своими невзгодами, и впредь я постараюсь, чтобы тернии не царапали твои ножки, а котомка пилигрима не оттягивала тебе плечо. Лишь одного я попрошу в обмен — никогда больше упоминай о Третьей дороге. Все, что связано с ней, мне ненавистно, теперь-то я в точности знаю, что она ведет к погибели. Сначала Уильям, затем лорд Линден… а затем чей наступит черед? Чарльза? Твой? Окружающим я приношу одно лишь горе, — он печально покачал головой, и мягкие кудри скользнули по ее лбу, — но, возможно, эти цепи позволят мне ходить среди людей не как рыкающий лев, а как один из них. Я хочу быть одним из них, Лавиния. Одним из вас.

Он отстранил ее, и Лавиния заметила, какой нехороший у него взгляд. Измученный, страдающий, и вместе с тем — упрямый. Лавинии стало холодно под пристальным этим взглядом. Он прожигал ее насквозь, словно в душу вбуравливался. «Все решено. Покорись. Не перечь мне. Не мучай меня. Все решено», — говорили ей глаза Джеймса. Но Лавиния не хотела понять и принять этого, нет, она не могла, это было бы концом всего… И она попыталась сражаться — за своего Джейми. И за себя.

— Джейми, ты не виновен в смерти Уильяма. И уж подавно лорда Линдена. Ты не приносишь никому горе, — мягко и терпеливо произнесла Лавиния. — Ты просто измучен, истерзан горем, но это пройдет. Любое горе проходит в конце концов, оставляя только светлую печаль… Или забвение. Мы будем вместе печалиться по Уильяму и забудем лорда Линдена, Джейми. Ты принес в мою жизнь сказку. Красоту. Все, о чем я не смогла бы даже мечтать, что я не смогла бы даже придумать… Сказки иногда бывают страшными, Джейми, но мы справимся. Все равно страшная сказка лучше, чем скучная реальность. И ты никогда не будешь таким, как мы. К счастью, не будешь. Мой рыцарь-эльф Джейми…

Она хотела прильнуть к нему в объятии — но Джейми отшатнулся от нее, даже ладонь перед собой выставил в отстраняющем жесте.

— Не называй меня так! Если бы я мог выпустить из себя всю ту кровь, которую влили в меня они, я без колебаний вскрыл бы себе запястье и любовался бы каждой каплей. Но все это в прошлом! Я принял решение, Лавиния, и оно останется неизменным. Возможно, точно такое же решение принял это мир, как думаешь? Решил забыть волшебство, как забывают ребяческие выходки, отрекся от него и превратился в солидного господина, которого интересует только скорость да нажива? Если так, то я в хорошей компании. Точнее, мы, — быстро добавил он. — Потому что ты остаешься со мной. Скажи «да», и я обвенчаюсь с тобой, не снимая траура. Тем более, что отныне черные одежды станут неизменным моим облачением. Скажи «да» и я тотчас же догоню священника, который отслужил панихиду по лорду Линдену, и заставляю его обвенчать нас прямо сейчас. За венчания после трех дня священникам грозит суровое наказание, но, побеседовав со мной, он с легким сердцем согласится рискнуть: в последний раз воспользуюсь я дурным наследством, прежде чем отринуть его навсегда… Лавиния, ты можешь стать моей женой уже сегодня.

— Мир сошел с ума, Джейми, когда отказался от волшебства. И ты сейчас сходишь с ума, отказываясь от лучшего, что есть в тебе. От того, что делает тебя… Тобой. Единственным. Моим любимым. Моим кумиром! Джейми, я люблю тебя. Я говорила тебе это, я повторяю тебе это без малейшего смущения и стыда. Я люблю тебя. Я встану рядом с тобой против любой угрозы. Я пойду за тобой куда угодно. Но за тобой — настоящим… Не за солидным господином в пасторском сюртуке. Этого господина я не знаю. Этот господин — не мой Джейми. Ведь я люблю рыцаря-эльфа, — Лавиния говорила и плакала, и смотрела на Джеймса, и видела, что ее слова не достигают его сердца, его лицо казалось ей замкнутым и неумолимым, и тогда она почувствовала, как отчаяние в ее душе перекипает и превращается в черную пену злобы. — Я не хочу, я не буду пасторской женой! Это отвратительно, это скучно, это все равно что заживо в могилу лечь! Я не буду разносить беднякам гостинцы и не желаю читать вслух крестьянским детишкам истории про то, как Бог наказал малютку за то, что она украла у слепой матери серебряную ложку! Вся эта фальшь, над которой мы раньше с тобой смеялись… И этому ты хочешь посвятить жизнь? И ты хочешь, чтобы свою жизнь я тоже принесла в жертву — вот этому? Унылым проповедям? Устраивать чаепития для клуш из твоего прихода и вести благонравные беседы! И носить скучные серые платья с белым воротничком? И смотреть на тебя… Такого, каким ты станешь…