Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаешь, Гедеон, — спокойно ответил Озраэль, — огонь тоже рождает свет.
Алена не видела, что происходит по тут сторону ветхого домика. Сердце девушки колотилось, предчувствуя что-то неладное. «Озраэль, не оставляй меня, Озраэль», — шептала она себе под нос, чувствуя, как звуки, краски и запахи окружающего мира стали меркнуть, теряться. Пространство вокруг шло волнами, рябило, и почти ничего уже невозможно было разобрать. В тот миг Алене стало безумно страшно, она ринулась к двери, желая вырваться наружу следом за Озраэлем, но дверь не поддалась, надежно припертая тяжелой львиной тушей.
— Нет, нет… — беспомощно взмолилась Алена, ощущая, как тело начинает вязнуть в пространстве, но ее никто не услышал.
Кругом нарастал монотонный гул, все почернело, а потом вновь проявилось. Мир стал другим. Домик превратился в руины: полусгнившие доски пола, на них остов старого дивана и куча трухи от шкафа в углу. Сквозь дыры в провалившейся крыше просвечивало небо, затянутое облаками, а вокруг — тишина.
— Озраэль! — отчаянно крикнула Алена. Споткнувшись о кусок упавшей балки, выбежала в пустой проем, где теперь не было двери. На поляне перед домом никого не оказалось, даже трава была не примята — тянулась ввысь острыми сочными травинками и головками ярких цветов. — Озраэль… — снова обреченно выдохнула Алена, оглядываясь по сторонам.
Теперь все стало другим — и лес, и небо, и трава. Даже тело, свое родное живое тело казалось тяжелым и чужим. Целый мир исчез в один миг. Опасный, потусторонний, пугающий мир, к которому она так привязалась, сама не заметив собственных чувств. Неужели все? Неужели она больше никогда не увидит Озраэля? Мысль о демоне больно, словно острый нож, вспорола трепещущее сердце. Логичный очевидный ответ напрашивался сам собой. Закрыв руками лицо, Алена уселась в траву и громко заревела.
— Кошка сильнее всего на свете, кошка могучее всех на свете?
— Да! И сильней она всех, и могучей, спит у людей на подушке их лучшей. Ест она мясо, пьет молоко, слава о ней разнеслась далеко!
Слезы капали на средневековую гравюру. Там витиеватые языки пламени окутывали фигуру шестикрылого ангела с мечом и щитом. Шмыгнув носом, Алена бережно закрыла книгу, вернула на полку. В глубине души она ловила себя на том, что жалеет о загробной жизни. Странно, ведь должно быть наоборот? Нужно радоваться, что кончились все злоключения и жизнь вернулась в свое русло, только грусть-тоска с каждым днем нарастала все сильнее.
Каждую ночь Алена вспоминала свое «кошачье» существование. В потустороннем, сказочном мире она чувствовала себя гораздо увереннее, свободнее и позитивнее, чем теперь или раньше, до странного происшествия, перевернувшего жизнь с ног на голову. А еще она была яркой и, наверное, даже красивой… А самое главное, в той нереальной, волшебной жизни Алена была не одна. Теперь же одиночество чувствовалось особенно остро и угнетающе.
Дополнительную нервность переживаниям предавала неизвестность, незаконченность произошедшего. Алена не представляла, что случилось после перехода с Озраэлем и остальными. Она могла только надеяться на счастливый финал. Озраэль. Каждая мысль, каждое воспоминание о демоне отдавались в груди щемящей болью.
Погрузившись в себя, Алена полдня простояла за стойкой. Потом Изольда Семеновна и Юлия Львовна пригласили ее на обед в библиотечную столовую. Новая сотрудница — блондинка Рита — поглядывала на компанию недобро. Из-за Алены Риту перевели в отдел кадров. И хотя там ей понравилось больше, чем в абонементе, амбициозная красавица не терпела, когда ее кем-то заменяют.
Любимая работа, почему же теперь Алена чувствовала себя здесь не в своей тарелке? Может, из-за этой самой Риты? Нет…
В столовой пахло выпечкой и специями. Пряный запах куркумы создал иллюзию уюта и тепла. Пока Алена задумчиво потягивала крепкий сладкий чай с имбирем, Изольда Семеновна и Юлия Львовна наперебой расспрашивали ее про долгое отсутствие. В их голосах звучали нотки беспокойства и стыда — еще бы, человек так долго болел, а они будто не заметили этого, как-то упустили, забыли. Теперь женщинам было неловко, они не понимали произошедшего и с виноватым видом искали себе оправдание, которого в принципе не требовалось.
— Ты так долго болела, Аленушка, а мы ничего не знали. Так неудобно получилось, — начала оправдываться Изольда Семеновна. — И, главное, никто ничего не знал, никто не был в курсе…
— Ничего страшного, я вышла, со мной все хорошо. — Алена оторвалась от чашки с чаем и задумчиво посмотрела на кадку с фикусом. — Я не распространялась о своей болезни.
— Что-то серьезное было? — вступила в диалог Юлия Львовна. — Что-то по женской части?
— Нет, аллергия, — соврала Алена, пытаясь выглядеть убедительно.
— Очень хорошо. — Юлия Львовна удовлетворенно кивнула и заговорщицки переглянулась с Изольдой Семеновной. — Мы с Изочкой решили, что ты слишком одинокая и замкнутая. Понятно, что ты девочка воспитанная, приличная, порочащих связей не имеешь и вообще… Но, Аленочка, милая, не повторяй наших ошибок. Ведь не обязательно всю жизнь проводить в одиночестве… понимаю, достойного мужчину в наше время сыскать трудно… — Она замялась, смутилась, словно хотела предложить что-то непристойное.
— Юлечка хочет познакомить тебя со своим племянником, — подытожила Изольда Семеновна.
— Спасибо, конечно, но… — Алена неудобно замялась, задумалась, как повежливее отказаться от столь неожиданного предложения. Заминка вышка боком.
— Никаких «но». Сегодня после работы Толик придет за тобой. Сходите куда-нибудь, развеетесь.
На рабочее место Алена вернулась в замешательстве. Во-первых, ей совершенно не хотелось знакомиться с племянником Юлии Львовны, даже если он очень хороший — даже такой хороший, как его восторженно описывали обе женщины. Во-вторых, вернувшись в зал абонемента за свою стойку, Алена обнаружила там огромную корзину алых роз. Пышные, свежие бутоны благоухали чудесным ароматом, на бархатистых лепестках сверкали капельки росы. В аскетичном антураже библиотеки цветы казались волшебными, они будто бы даже светились изнутри.
Полюбовавшись, Алена сняла корзину со стойки и беспомощно огляделась, пытаясь отыскать того, кто ее принес. Мимо пробегала Рита. Увидев в руках у сотрудницы такие неуместные, на ее взгляд, цветы, тут же вцепилась в плетеную ручку.
— Это мое. Наверное, курьер перепутал.
— Какая прелесть, чье это? — поинтересовалась Изольда Семеновна, вернувшаяся с обеда чуть позже Алены.
— Говорю же, мое! Виталик прислал, — уверенно заявила Рита, заполучив наконец драгоценную корзинку.
— Как мило, — всплеснула руками Изольда Семеновна. — Какая прелесть. Какой молодец твой Виталик!
С этими словами она достала телефон и вышла из зала, чтобы срочно связаться с отсутствующей пока Юлией Львовной. В коридоре раздался взволнованный голос: «Юля, обязательно скажи Толику, чтобы купил цветы. Цветы! Пусть Аленушке подарит, а то как-то неудобно получается. Что? Дорого стоят? Что за ерунда, на гвоздики найти можно…»