– Представляю. Стриженые, с сигаретами и с прокламациями, – съехидничала Аля.

– Ну, не все же, – возразил он. – Прелестные были девушки, я уверен.

– А ты, наверное, ох как за девушками ухлестывал! – сказала она.

Андрей усмехнулся и не ответил.

Они вышли на Большую Пироговскую, остановились, ожидая троллейбуса.

– Куда ты сейчас? – спросила Аля.

Пугающее утреннее видение вдруг вспомнилось ей: что все было только сном и сейчас прекратится…

– Выпьем кофе, перекусим на Пречистенке где-нибудь, там кафе много, – сказал Андрей. – Мы же с тобой не завтракали еще, забыла? И я тебя в театр провожу, а вечером встретимся. У тебя ведь на Хитровке репетиция?

Было совсем тепло, солнечные лучи тонули в дымчатых стеклах его очков, и карие глаза за стеклами казались совсем светлыми. Держа Андрея под руку, Аля тихонько гладила его плечо под тонкой рубашкой. Она думала, что Андрей этого не чувствует, но он вдруг остановился и, наклонившись, поцеловал ее в ответ. А может, и не в ответ – просто так поцеловал.

Аля перевезла к Андрею вещи на следующий день после того, как мама уехала в Тбилиси. Вернее, он сам их перевез, загрузив в багажник «Опеля».

Пока ехали к Центру по Волоколамскому шоссе, Аля молчала. Она чувствовала, что вопрос ее прозвучит глупо, но не могла не спросить…

– Андрюша! – наконец не выдержала она. – Ты хорошо подумал?

– О чем?

Он остановился на перекрестке и ждал, когда наконец сумеет повернуть стоящая впереди машина с чайником на приклеенной к заднему стеклу картинке.

– О том, что… Ну, что нам лучше жить вместе?

Але показалось, что после этих слов его пальцы, лежащие на руле, стали чуть белее. Правда, других признаков волнения Аля не заметила и поэтому решила, что ей померещилось.

– Да, извини, – сказал он наконец. – Я понимаю, о чем ты. Ведь я тебя даже не спросил…

«Чайник» давно повернул направо, а Андрей не трогался с места. Сзади сердито засигналили машины.

– Дело не во мне… – начала было она.

– Почему же не в тебе? У тебя свои планы, так оно и должно быть.

Андрей говорил спокойным голосом и на нее не смотрел.

– Андрюша, давай поедем? – сказала Аля. – Смотри, джип сзади какой, сейчас он нас просто протаранит.

Машина плавно тронулась с места; Андрей молча смотрел вперед.

– Развернуться? – спросил он наконец.

Аля растерялась. Как-то не так все получилось, она хотела совсем не о том – о его жизни, не о своей… Зачем она только завела этот разговор!

Но как сгладить эту неловкость, она не знала.

– Как хочешь… – чувствуя, что вот-вот заплачет, пробормотала она.

Андрей наконец бросил в ее сторону короткий взгляд.

– Алечка, – сказал он немного мягче, – я же не тот темпераментный товарищ, под пистолетом тебя не заставляю… Я понимаю, чего ты боишься.

– Чего? – удивленно спросила Аля.

Она была уверена, что не боится ничего, связанного с ним. Дело было совсем в другом… Она просто не знала ничего, вот и все! Не знала, надолго ли он приехал в Москву, что делает здесь, когда уедет в Барселону? А может, вообще не уедет… И кто у него там, в Барселоне? Не может же быть, чтобы он жил все это время один.

Эта мысль пришла Але в голову впервые, и внутри у нее все похолодело. Но ведь и не спросишь…

Андрей сказал совсем не то, чего она ожидала.

– Ты боишься, что я стесню твою жизнь? – спросил он, останавливаясь у обочины Ленинградского проспекта. – Что захочу ее по-своему повернуть – так, как мне удобнее? Аля, я буду здесь еще месяц, потом уеду. Ты приедешь ко мне, когда захочешь меня увидеть. Я живу в Барселоне один, и мы с тобой будем ездить друг к другу – жить на два дома. Ничего другого, учитывая твои и мои обстоятельства, я тебе предложить не могу.

Она растерялась, услышав эти слова, сказанные спокойным, ровным тоном. Хотя машина стояла и ему не надо было следить за дорогой, Андрей по-прежнему не смотрел на нее.

– Я не хочу так… – выговорила она.

– По-другому не получится. Я не буду строить в Москве, ты не сделаешься испанской актрисой.

– Нет, Андрей, я не о том! – не в силах больше притворяться спокойной, воскликнула Аля. – Я не хочу это обсуждать! Вот так – спокойно, рационально… Я не могу так об этом говорить – как будто мы с тобой контракт подписываем!..

Он вдруг порывисто повернулся к ней. Невозможно было поверить, что это его голос минуту назад звучал так холодно и бесстрастно.

– Саша моя, Саша!.. Если бы ты знала!.. Думаешь, я хочу так с тобой говорить? Но я тебя чувствую, и я ведь тебя на сцене видел. – Андрей взял ее за руку, заглянул в глаза. – Не бросишь ты все, не уедешь ты ко мне… И что я могу сказать? Какую-нибудь пошлость – что искусство требует жертв или что любовь чего-то там требует? Поедем сейчас, Сашенька, прошу тебя… Месяц у нас во всяком случае есть, а что дальше загадывать?

Аля почувствовала, как он прижался щекой к ее волосам. Он не знал, что сказать, но и она теперь не знала…

– Поедем, Андрюша, – проговорила она наконец, сглотнув тяжелый ком. – Я тебя люблю.

Время, в которое началась их совместная жизнь, было для этого более чем неудачным. Дипломные спектакли в ГИТИСе шли один за другим, их смотрели режиссеры, а таких выпускников, как Аля – с решенной театральной судьбой, – на курсе больше и не было. Так что у всех ее однокурсников будущее зависело от этих спектаклей, и это чувствовалось по атмосфере нервной приподнятости и взвинченного ожидания.

И – время, время! Его не оставалось совсем, даже ночь не предназначалась для отдыха, потому что репетиции уже не умещались в световой день. К тому же предстояли выпускные экзамены: по пластике, танцу, вокалу, иностранному, даже по литературе. О них Аля и вовсе забыла в горячке последних месяцев, а вспомнить пришлось. Особенно об английском, который начисто выветрился у нее из головы.

– Плохую ты себе подругу нашел, Андрей Николаевич!

Аля сидела в гостиной на диване с высокой резной спинкой и, закрыв глаза, прислушивалась к тому, как гудят ноги. Она только что пришла домой и, даже не переодевшись, уже десять минут пыталась прийти в себя, чтобы хотя бы встать под душ.

– Да? – В его голосе слышна была привычная усмешка, а глаз его она не видела. – Отчего такое самобичевание?

– Оттого, что третий день тебя не вижу. Ни о чем спросить даже не успеваю. Что ты делал эти дни? В голове Мольер, на кухне пустота.

Аля не кокетничала и не ждала, что он сейчас с жаром примется уверять ее в обратном. Она знала, что так не живут с мужчиной, так не должно быть. Даже не из-за обеда – но вот именно из-за того, что у нее не оставалось времени на Андрея, и в этом она чувствовала неестественность совместной жизни. Слишком бесстрастно все это должно было выглядеть в его глазах…