Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не желала, но не могла сказать этого, поэтому вынудила себя кивнуть. Ему, похоже, был безразличен ее выбор, и все же прошлой ночью ее предложение о сделке быстро превратило самые неприятные его подозрения в повод для смеха. Да и сейчас он продолжал развлекаться. А Брук предпочла бы, чтобы Доминик развлекался, пусть и за ее счет, и даже после свадьбы. И определенно не хотела видеть его холодным и отчужденным. И она все еще надеялась, что свадьба что-то между ними изменит.
«Подумай о лошадях, – посоветовала она себе, – думай только о лошадях».
Он снова оставил ее с матерью, прежде чем отправился на поиски другой леди, с которой хотел потанцевать. Брук злобно уставилась ему в спину, а затем начала мысленно себя пинать. Он только что показал ей выход из абсурдной сделки, а она не воспользовалась возможностью! Что это с ней творится?
Впрочем, рано или поздно Доминик все равно ей изменит, не так ли? Потому что она не смогла сделать так, чтобы он ее полюбил. Поэтому пора перестать стараться. И не стоит так… так злиться.
– Мы можем поговорить, – предложила Харриет. – Нам лучше выйти на террасу, где мы будем одни.
Брук отвела глаза от Доминика и попыталась рассмотреть в толпе подруг мать, а затем последовала за Харриет на террасу.
– Я думала, ты совсем не знаешь Доминика Вулфа, – обвиняющее произнесла она.
– Я не помню нашей встречи много лет назад, но тот юнец – ничто по сравнению с мужчиной, которым он стал. Знай я его, не была бы так расстроена…
– Не изображай чувства, которых у тебя нет, мама, – холодно перебила ее Брук. – И что ты здесь делаешь?
Харриет поежилась, а затем вздохнула:
– У твоего отца дела в Лондоне. Думаю, мы пробудем здесь всего несколько дней. Томас предложил мне поехать на бал, выяснить, как свет относится к новости о вынужденной свадьбе. Он хотел, чтобы я заверила людей, что мы счастливы выполнить требование регента отдать тебя Доминику. Почему вы еще не женаты?
– Доминик был тяжело ранен на последней дуэли, и поэтому свадьбу отложили.
– Он быстро поправляется, не так ли? – заметила Харриет, глянув в сторону бального зала. – Твоя работа?
– Ты знаешь, что я знакома с целительными травами? – удивилась Брук.
– Конечно. Пусть ты не была со мной откровенной все эти годы, зато твоя горничная ничего не скрывала.
– Почему же ты никогда не просила нас облегчить боли твоего мужа?
– Потому что твой отец ничего хорошего от тебя не заслужил… или ты любишь его лишь за то, что он твой отец?
– Шутишь? Для меня он всего лишь человек, изредка присутствующий в доме, где я жила. Человек, которого я старалась избегать. Какие у меня были причины любить его?
– Совершенно верно.
– Но ты любишь его, несмотря на его безразличие и жестокость, – подчеркнула Брук.
Она считала себя вправе осуждать мать и не скрывать это. Правда, Брук не упомянула о том, что не имела причин любить и Харриет.
Но мать снова удивила ее, спросив:
– Что заставляет тебя думать, будто я когда-нибудь его любила? Признаюсь, что надеялась полюбить, когда была молода. Но ничего не вышло. Я приспособилась, научилась обходить его приступы ярости и внушила ему, что так же зла и бесчувственна, как он. Жаль, что в мире есть люди, подобные Томасу, неспособные получать и отдавать любовь. Надеюсь, лорд Вулф не такой.
Нет, Доминик не такой. Он любит свою семью, готов рискнуть жизнью, чтобы отомстить за любимую сестру, помчался в Лондон, узнав о болезни матери. Если бы он испытывал к Брук хотя бы толику таких чувств, как к родным, она, возможно, была бы счастлива.
Но вслух Брук это не сказала.
– Он хороший человек, любит родных и друзей, – произнесла она.
– Когда же свадьба? – улыбнулась Харриет.
– В воскресенье.
– Мне можно прийти?
Брук покачала головой.
– Не стоит. Он и его мать ненавидят Уитвортов. Можешь поблагодарить за это своего сына.
– Значит, тебя тоже ненавидят? – нахмурилась Харриет.
– Как же еще ко мне можно относиться, если сестра Доминика забеременела от моего брата? Роберт посмеялся, когда она все ему рассказала. Посмеялся! Она из-за этого покончила с собой.
– Какой… какой кошмар!
Лицо Харриет было таким печальным, что Брук невольно спросила:
– Ты действительно не знала?
– Не знала. И не думаю, что знал твой отец. В прошлом году нам стало известно о другой молодой леди, отец которой пришел требовать, чтобы Роберт на ней женился. Но Томас не хотел этого брака и сумел купить молчание ее родителей, прежде чем разразился скандал. Насколько я поняла, девушку убедили поехать за границу и там родить. Я надеялась, что ребенка отдадут нам, но Томас этого не пожелал. Возмутительно, что его отдадут незнакомым людям, и я так и не узнаю своего внука.
Брук потеряла дар речи. Сколько еще бастардов ее брата появилось на свет, прежде чем Томас попытался положить этому конец? Он запретил Роберту совращать невинных дебютанток, но не наложил никаких ограничений, касавшихся остальных женщин Англии.
Но тут Харриет рассерженно воскликнула:
– Если он ослушался отца, непременно будут последствия!
Брук уставилась на мать, не совсем понимая, что она имеет в виду. Но вдруг догадалась, что речь идет о сестре Доминика.
– Какие последствия?
– Томас обещал лишить его наследства.
Брук с трудом сдержала смех, но все же саркастически бросила:
– Правда? Драгоценного наследника?
– Ты не видела, в какой ярости был Томас. Уверена, что он так и поступит.
– И какое это будет иметь значение, когда Томас умрет? – взвилась Брук. – Он стар. И у него не так много времени осталось. Так что больше не будет никого, способного положить конец бесчестным поступкам Роберта.
– Бесчестным? Он не злодей. Да, он склонен к тем же приступам ярости, что и Томас, и большой повеса, но…
– Да ты вообще знаешь своего сына? – ахнула Брук.
Харриет снова взглянула в направлении бального зала и откровенно избежала ответа, сказав:
– Сегодняшняя ночь должна стать нашим триумфом. Неужели ты не заметила, что мужчины не могут оторвать от тебя глаз?
Брук этого не заметила, но тоже осмотрела зал, пытаясь одновременно не замечать, что делает Доминик. Да, здесь немало красивых мужчин. Она даже предположила, что могла бы влюбиться сегодня, если бы приехала на бал с матерью. Один из молодых людей, поймав ее взгляд, ей подмигнул, но Брук даже не покраснела. Возможно, и следовало бы, но заигрывание не произвело на нее никакого воздействия.
Но мать еще не закончила говорить: