Антон пожал плечами и спросил:

— Ты-то сам в это веришь?

— Как ни странно — да. А для того, чтобы заставить тебя улететь с дроками, у меня есть одно верное средство.

Сказав это, Дядюшка-волк хитро улыбнулся.

— Какое?

— Ты мне должен одно желание. Помнишь?

— Помню.

— Выполняй. Ты должен…

— Войти в дверь?

— Да, и немедленно. Смотри, она почернела.

Антон взглянул на дверь.

Она и в самом деле уже не была жемчужной. Превратилась в антрацитовую, словно вместо нее остался лишь вырезанный в пространстве контур, за которым ждала вечная, абсолютная пустота.

И надо решиться прямо сейчас перечеркнуть всю предыдущую жизнь, отказаться от предопределенного будущего, окунуться в неизвестность. То есть принять решение, от которого зависит вся дальнейшая жизнь.

Самое первое решение и самое серьезное. Вот привалило-то счастья.

Так как все-таки решить? Чет или нечет? Какое будущее выбрать?

— Ну! — крикнул Дядюшка-волк. — Давай, прыгай в нее. Еще немного, и не успеешь. Прыгай!

Море. Паруса. Медный пушки, способные по одному твоему приказу смести с палубы вражеского корабля все живое. Загорелые, мускулистые матросы, готовые по следующему твоему слову кинуться на палубу, с которой смели все живое, чтобы добить тех, кто рискнет выбраться на нее после такого ураганного залпа. И добыча.

Ее столько в трюмах каждого корабля, что совершенно непонятно, как они умудряются держаться на плаву, почему не идут на дно.

В общем — осуществленная мечта. Блистательная, шикарная, можно сказать, идеальная и, конечно, надоевшая хуже горькой редьки.

— Командор, мы захватили еще один корабль.

— Какой это уже сегодня? Я имею в виду, какой после обеда?

— Третий.

— До ужина прихлопнем еще парочку?

— Да запросто. Можно и три, и четыре.

— Нет уж, пусть будет два. И не больше. Что там с грузом? Ничего необычного?

— Ничего. На каждом корабле по несколько тонн золота в слитках, а серебро мы не считали. Ну и, как положено, по сундуку алмазов. В этот раз сундуки почему-то больше, чем обычно. Могут не влезть в трюм. Может, кинем один за борт?

Морган почесал в затылке, потом вытащил из кармана самую шикарную трубку, которую нашел в памяти компа, со смаком закурил ее и приказал:

— Если один из сундуков не влезет в трюм, его надо оставить на палубе, не забыв закрепить, чтобы не смыло за борт.

— А может, ну его? Сразу отправить в воду и все?

— Тогда на следующем судне будет два сундука. Нет, с лишним надо поступить так, как я сказал. Меньше хлопот.

— Хорошо, согласен, — первый помощник, с черной бородкой и, как и положено, с одной деревянной ногой, которая, впрочем, ничуть не мешала ему двигаться с живостью горного козла, стоял перед ним, преданно заглядывая в глаза, ожидая дальнейших приказаний.

Утопия. Мечта. Кайф!

Как-то уже слегка поднадоевший.

Громко постукивая подбитыми деревянными гвоздями подошвами по палубе, задумчиво покуривая трубку, командор сделал несколько шагов вдоль борта, потом такое же количество обратно и наконец спросил:

— Пассажиры?

— Согласно полученному с утра приказу, все, за исключением трех пышнотелых блондинок, отправлены на дно. Не возражали. Блондинки подрались за право первой провести ночь в командорской каюте, но на внешности их это не сказалось. Почти не сказалось. Одна… хм… в общем, одна каким-то образом умудрилась заработать синяк под глазом.

— Синяк под глазом? Любопытно, весьма любопытно. Большой, говоришь?

— Не очень. Честно говоря, едва заметный.

— Все равно — интересно. Вот она-то, с синяком, и будет первой. Обрадуй ее.

— Будет сделано. Нужно ли ей белое платье и цветок флердоранжа в руках? Ну, как было положено на прошлой неделе.

— Пусть будет и платье, и цветок, — милостиво разрешил Морган. — Только фаты не надо. Она будет закрывать синяк, а мне хотелось бы на него полюбоваться. Даже удивительно…

— Будет сделано.

— Иди уж.

Первого помощника как корова языком слизнула. Вот он был, и теперь его нет.

Шустро двигается, шустро.

А ночью… девица с синяком под глазом. Хоть что-то новенькое. Как-то ему за последнее время слегка приелись идеальные фигуры и ангельски красивые лица. А тут…

Ладно, стоп. Еще не вечер. И кстати, почему бы не спуститься взглянуть на карту?

В общем-то, можно было расстелить ее хоть прямо на палубе, но порядок есть порядок, особенно если ты сам его завел.

Подумав это, Морган прошествовал в свою каюту и, честь по чести расстелив карту на столе, принялся ее внимательно изучать, так, как делал все последние пять лет, когда роскошная жизнь удачливого пирата стала его слегка доставать, а планы на обретение свободы вдруг начали приобретать все более реальные очертания.

Карта его обширных и разнообразных земель, карта подвластного ему мира.

Его сейчас интересовали ее границы.

Бутылка с подмоченной запиской, странный обломок корабля, кокосовый орех, птица со странным оперением. Все это указывало на то, что рядом находится мир Гарга. А еще это говорило о том, что границу между их мирами можно преодолеть.

И раз так, то было бы здорово наведаться в тот мир, узнать, какой он, что в нем есть. Вдруг удастся узнать что-то интересное о взявшем его в рабство? Вдруг эти сведения помогут освобождению? А может, ему даже удастся перейти через тот мир в систему управления компом и вывести его наконец из этого проклятого боевого режима?

Границы.

Где может быть переход в мир Гарга? Кажется, вот с этого края, вот у той группы островов, предметы из того мира попадаются чаще всего. Может быть, там стоит порыскать?

Неторопливо посасывая трубку, Морган еще раз осмотрел карту и решил, что потратит весь следующий месяц на поиски этого прохода. Вот мысль, которую следует запомнить.

А что, если он, проход, находится не в море и не на краю карты, а где-нибудь ближе к центру, на материке? Там он еще не искал.

Любопытно, любопытно…

Собственно, то, чем он занимался, даже не имело отношения к главному плану освобождения. Так, мелочевка, на всякий случай. Однако мелочевка иногда тоже может сыграть важную роль. Как, например, в том деле с кораблем небожителей.

От воспоминаний Морган невольно поморщился.

Дурака он тогда свалял, это точно. И будь у него больше времени обдумать, учесть все мелочи, вроде тупоумия главного абордажника, все могло закончиться совсем по-другому.