Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам никто не помешает, — пообещал он.
Аура не верила ни единому его слову.
— А вы не рискуете? — спросила она, пока они спускались по железной лестнице.
Ступени вели на балюстраду, которая тянулась по обе стороны коридора. Здесь было примерно столько же одиночных камер, как и на первом этаже.
— Рискую? — Надзиратель весело покачал головой. — Это не я, а вы идете в камеру убийцы.
Аура презрительно сморщила нос.
— Это мой брат.
— Ваш брат убил полдюжины молоденьких девочек. Похитил и зарезал. Здесь таких как он не очень-то жалуют.
Они остановились перед дверью камеры, которая была помечена красным крестом величиной с ладонь. Аура напрасно старалась поймать незаметный взгляд через решетку. Внутри помещения царила темнота.
— Что означает крест? — спросила она. Надзиратель скривился.
— Желающие почаще видеть священника.
— Религиозные часы? — изумленно спросила она.
Надзиратель кивнул и подошел к решетке.
— Эй, приятель, к тебе посетитель! Стань к стене, если ты хочешь, чтобы я открыл.
В темноте камеры не было заметно никакого движения.
Надзиратель презрительно хмыкнул, затем повернул ключ в замке.
— Прошу вас, — сказал он, входите.
Она мгновение колебалась.
— Почему там внутри не горит свет?
— Ваш брат разбил лампу.
Во тьме что-то зашевелилось, в другом конце камеры у стены.
— Свет, это то, что носят в сердце, а не цепляют на потолок, — сказал кто-то. Слова может и прозвучали цинично, но произнесены они были спокойно, даже кротко.
Аура поймала себя на том, что она вздрогнула, когда узнала голос Кристофера. Этот испуг длился не дольше мгновения, и она не передумала, хотя тень сомнения все же закралась в ее сердце. Должны ведь быть и другие пути.
«Нет, — напомнила она себе, — это было твое собственное решение. Теперь главное — сделать все с максимальной пользой».
С высоко поднятой головой она прошла мимо надзирателя в темноту. На пороге она еще раз обернулась к нему.
— У вас случайно не найдется свечи для меня?
— В общем-то, да, — сказал он растягивая слова. — У заключенных есть возможность приобрести несколько штук раз в неделю, но продажа была вчера. Но, конечно, при определенных обстоятельствах, можно было бы сделать…
Она прервала его на полуслове, сунув ему в руку еще одну бумажку, и он тут же засуетился по пути к выходу.
— Свечу принесут немедленно, — пообещал он и закрыл за ней дверь на замок. По затихающему дребезжанию связки ключей Аура определила, что надзиратель удаляется.
Перед ней не было ничего, кроме темноты. В камере не было окон, а единственный источник света — решетку в двери — Аура закрыла своей спиной. Она заметила это и отошла на полшага в сторону; но свет все равно доходил лишь до средины помещения. Вторая половина находилась в полной темноте.
— Приятно видеть тебя, — сухо заметила она.
Шорох одежды.
— После семи лет могу предположить, что ты не очень горела желанием повидаться.
— На то были свои причины, — уклончиво ответила она.
— А, — протянул он, — конечно же, серьезные причины. Ты же с самого начала невзлюбила меня, не так ли? Ты всегда не доверяла мне.
— И не ошиблась, как мы оба знаем.
Кристофер сухо закашлял в темноте.
— Это уже в далеком прошлом.
«Ну, где же свеча, — нетерпеливо подумала она. — Она хотела, наконец-то, взглянуть ему в лицо».
— Я не могла прийти раньше, — твердо сказала она.
Она ничего не была ему должна, и, уж конечно, никаких извинений.
Кристофер тихо засмеялся.
— Если ты пришла, чтобы тайно передать мне напильник, то вынужден буду тебя разочаровать. Как видишь, здесь это совершенно ни к чему.
Его горечь была справедливой, но Аура все же не испытывала ни малейшего сочувствия. Он заслужил каждый день в этой дыре, каждый проклятый день. Он не имел никакого отношения к убийствам девочек, Аура прекрасно это знала, но то, что он сделал с её матерью само по себе было уже достаточным преступлением, а об убийстве Фридриха и говорить не приходится. Словно прочтя её мысли Кристофер спросил:
— Как чувствует себя мать?
— Неважно. За все эти годы она почти не покидала свою комнату. В последний раз это было на переломе веков.
— Четыре года назад, — задумчиво прошептал он. — Мне очень жаль, Аура. Ты можешь мне не верить, но мне искренне жаль.
— Тебе что, священник прочел проповедь о злодеянии и возмездии? — холодно спросила она.
— Священник… — повторил он и вздохнул. — Он иногда говорит о таких вещах, да. Но Бог не дает нам узнать наши злодеяния, а только прощает их нам.
— И твои он тебе простил, не правда ли? Так легче всего думать.
— Если ты пришла только, чтобы поучать меня, то, наверное, будет лучше, если ты сейчас уйдешь.
«Нет, — подумала она, — я пришла, чтобы убить тебя. А, может, ты даже знаешь об этом».
Но вместо этого она сказала:
— Мы по сей день не слышали ничего о Сильветте.
Последовавшее за этими словами молчание, казалось, продлилось минуты, и Аура уже собиралась прервать его, когда снаружи раздались шаги надзирателя. Он просунул одну свечу через решетку и коробок спичек.
— Спички все посчитаны, — сказал он. — Все принесете с собой обратно, даже обгоревшие. — После последнего любопытного взгляда через решетку он удалился. Звон ключей становился тише.
Аура зажгла свечу, сделала два шага вперед и укрепила её воском в середине камеры на полу.
Когда она оторвала взгляд от пламени и её глаза привыкли к полумраку, то заметила нары у задней стены. На них сидел человек, по-турецки убрав под себя ноги.
В дрожащем желтом пламени свечи он усмехнулся ей. Он очень исхудал, был не просто стройным или худым, а явно отощал. Его глаза глубоко запали, словно началась обратная эволюция, решившая перепрыгнуть через тысячи поколений. Вместо щек зияли темные провалы, покрытые неухоженной щетиной. Когда он говорил, из-за бескровных губ обнажались плохие зубы. Кристофер был одет в серую тюремную робу, которая, даже когда он сидел, была велика для него. Его голова была обрита наголо, а руки были тонкими и костлявыми.
— Боже праведный, — прошептала Аура и в первый раз ощутила жалость, почти страх, словно после всех этих лет ей навстречу из могилы вышел мертвец.
— Мужчины, которые разрезают на куски молоденьких девушек, наслаждаются в тюрьме особыми привилегиями, — спокойно сказал он.