Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь позади меня открывается.
– Кенсингтон? – из дома выглядывает папа. – Кто?.. – Он осекается, увидев Шейна.
Тот быстро прячет карточки за спину.
– Здравствуйте, мистер Шоу.
Протягивает руку.
– Шейн. – Папа твердо пожимает его ладонь. Оборачивается ко мне. – Кенсингтон, пойди посмотри, не нужна ли Рен или маме твоя помощь.
– Хм… – с тревогой перевожу взгляд с папы на Шейна и обратно. – Я… э-э…
Папа ждет. Ох, ну ладно. Пятясь, захожу в дом. Папа быстро закрывает дверь.
О мой бог, что он собирается ему сказать? Что мне делать? Бегу к окну гостиной – и да, за занавеской стоит Рен, держа в руках свинку-монстра. Я так и знала, что кто-то подсматривает.
– Боже, Кенсингтон! – Она отходит в сторону, чтобы я проскользнула внутрь, затем выглядывает из-за моего плеча.
Мы обе полностью скрыты шторами. Только внизу торчат ноги.
В окно мне видно лишь спину отца и голову Шейна. Папа жестикулирует, что-то говорит, но до нас не долетает ни звука. Все, что я слышу, – это Рен над моим ухом.
Она прижимает руку к груди.
– Карточки? Боже мой, так мило, я даже прослезилась. Мы все знали…
– Что? – Я разворачиваюсь к ней. Пульс у меня зашкаливает. – О чем вы все знали?
– Ну, Брэдли постоянно названивает Грейсону, Шейн общался с твоим отцом… – Она пожимает плечами.
Я лишаюсь дара речи. Качаю головой.
Штора резко отдергивается – кольца вжикают по карнизу с металлическим свистом.
От неожиданности мы обе подпрыгиваем. Я хватаюсь за сердце.
– Что вы тут делаете? – спрашивает Эшлин.
Мы с Рен заговорщицки переглядываемся.
– Ничего. Девчачьи разговоры, – отвечает Рен, выходя из-за занавески со свинкой-монстром под мышкой. – Как раз собирались идти обратно за стол. Да, Кенсингтон?
Бросаю взгляд назад. Папа держит руки в карманах, Шейн качает головой.
Эшлин хватает меня за локоть, и мы отходим от окна.
– Отлично. Я хочу поменяться местами, сяду рядом с вами, девчонки. Лиза меня раздражает. Решила почему-то, что Брэдли англичанин, и…
Я не слушаю ее болтовню. Шейн меня любит. Папа разговаривает с Шейном. Рен ведет себя дружелюбно. Вся моя семья знала, что происходит. Может, не в деталях, но…
Дверь открывается. Мое сердце замирает. Шейн все еще здесь. Эшлин с любопытством смотрит на Шейна, потом на меня и на Рен.
– Рен, Эшлин, почему бы вам не вернуться к гостям? – произносит папа. Это не предложение. – Шейн, похоже, мы теперь будем встречаться чаще. Раз в месяц мы все собираемся на семейный обед. Будем рады тебя видеть.
– С удовольствием приду, благодарю вас, сэр. – Они снова пожимают друг другу руки. Папа мне подмигивает и направляется к патио.
Папа подмигивает?
– Я сейчас, – говорю я папе и иду проводить Шейна.
Мы останавливаемся на середине дорожки, и он берет меня за руку.
– Что ты сказал моему отцу?
Шейн улыбается.
– Я сообщил ему о своих намерениях в отношении его дочери. Сказал, что, хотя я не отказался бы от их благословения, на сей раз мне нужно только твое согласие.
Расплываюсь в счастливой улыбке. Папа пригласил его в дом. Шейн любит меня. У нас свидание в День святого Валентина.
Слышится какое-то шипение – и нас окатывает брызгами.
Я визжу.
За пару секунд вся наша одежда пропитывается холодной водой. Придя в себя от шока, мы с Шейном переглядываемся и хохочем.
Прошлой весной папа установил спринклерную систему «Супер-3000». Выливает на газон буквально тонны воды за рекордно короткое время. Мама, видимо, забыла отключить таймер.
Шейн бросает свои карточки на землю, притягивает меня к себе и крепко обнимает.
– Вот мы и получили эпизод из «Бриджит Джонс».
– Ну, если строго по фильму, вымокнуть должна только я, – отвечаю я со смехом.
Шейн наклоняется ко мне для поцелуя. Привстаю на цыпочки, обхватываю ладонями его мокрую голову, притягивая к себе, и целую. Его щетина покалывает мои пальцы. Я растворяюсь в его объятиях, медленно опускаюсь, откидываю голову и с акцентом произношу реплику Бриджит:
– Подожди минутку. Хорошие мальчики так не целуются.
Он издает хриплый смешок.
– О да! Они… – Договорить ему не удается – мешают мои губы. Я – бомба счастья замедленного действия. Я могу взорваться брызгами конфетти, добавив их к струям воды. Пуф! И от меня ничего не останется.
Слышу, как мама зовет Рен, прося ее отключить систему полива, и оглянувшись, вижу, что с порога на нас смотрит вся семья. Тетя Грета и Эшлин смеются. Папа улыбается. Только мама выглядит недовольной.
Ее, вероятно, беспокоит, что подумают гости. Грейсон обнимает Рен, и она машет мне лапой свинки-монстра. Ролли стоит позади них и показывает мне оба больших пальца.
Треньк-треньк-треньк-треньк! Я сорвала джекпот! Команда Кензи в подсчетах больше не нуждается.
Я улыбаюсь Шейну. Его волосы свились мокрыми колечками вокруг лба. Бисеринки воды сверкают на заросшем щетиной подбородке. Он смотрит на меня сверху вниз, согревая мне сердце. Он крепко обхватывает меня руками и отрывает от земли, чтобы еще раз поцеловать.
В списке «Любовь как в кино» остался всего один неисполненный эпизод. Он возвращает нас к тому, с чего мы начали.
Только это еще не конец.
Потому что жизнь – не кино.
Жизнь лучше!
Я боюсь летать на самолетах. Чтобы отвлечься и скоротать время, я запустила на планшете «Неспящих в Сиэтле». Сейчас смотрю сцену, где Энни, героиня Мэг Райан, смотрит «Незабываемый роман», а Бекки, ее подружка, произносит мои любимые слова: «Ты не хочешь любить. Ты хочешь любить как в кино».
Она просит Энни прочитать ей письмо, которое та пишет Сэму. Именно Бекки предложила идею свидания на вершине Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина. Именно Бекки отправляет ее письмо.
Элли все это время помогала Шейну. Она же помогла мне спланировать поездку в Нью-Йорк, на свидание с ним. Уверена, Элли волнуется не меньше, чем я. Подобно Бекки, она хочет того же, чего хотим мы все: чтобы произошло волшебство.
– Дамы и господа… – раздается голос из громкоговорителя. Загорается знак «Пристегните ремни», пассажиров просят отключить электронику и оставаться на местах до полной остановки самолета.
Проверяю, застегнута ли пряжка ремня, и убираю планшет. Начинает закладывать уши. Мы снижаемся. Солнце уже клонится к горизонту, подсвечивая розовым пыльную дымку, окутывающую крыши нью-йоркских небоскребов. Прильнув к иллюминатору, наблюдаю за тем, как формы Манхэттена обретают четкость. Я здесь впервые. Сколько же зданий, без конца и края!