Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7. Заключение
Государство, технология и трудовые ресурсы в русской оружейной промышленности XIX век открыл эпоху «наций под ружьем», стрелкового боя и машин. Начиная с середины столетия правительства ведущих держав лихорадочно перевооружали пехоту дальнобойными казнозарядными винтовками. Увеличение огневой мощи пехоты, сопутствующее внедрению нового вооружения, повсеместно бросало вызов военной тактике и сложившейся практике командования. Консервативные командиры цеплялись за ценности героизма, дисциплины и воли, олицетворяемые в культе холодного оружия, и все же атаки пехотными колоннами в сомкнутом строю сменились свободной рассыпной линейной тактикой, а при таком ведении боя все большее значение приобретала личная инициатива. Сила армий теперь определялась не только численностью, но и в большей степени доступной огневой мощью, количеством, распределением и возможностями солдат, использующих новые системы вооружений, а также производственными мощностями отечественной оружейной промышленности.
В стороне от Западной Европы и Северной Америки рывок прогресса, который принято связывать с XIX веком, начался несколько позже. Например, в России эпоха военизированной, вооруженной огнестрельным оружием и оснащенной машинами нации началась после Крымской войны. Стремившаяся отомстить за поражение нация претерпела быстрые изменения в социальных, правовых, образовательных и военных структурах. К середине 1870-х годов Россия была на пути превращения в военизированную, вооруженную огнестрельным оружием и оснащенную машинами страну. Она приняла на вооружение дальнобойные казнозарядные пехотные винтовки и начала их производство на государственных оружейных заводах. Таким образом, накануне нового витка инноваций, вызванного использованием скорострельных магазинных патронов, бездымного пороха и пулемета, Россия обзавелась новейшими технологиями производства стрелкового оружия. По прошествии многих лет мы можем оценить влияние американской системы производства на русскую оружейную промышленность и роль, которую играли в ней правительство, технологии и рабочая сила.
В России, как и в других странах, решение правительства принять на вооружение казнозарядные винтовки станочного производства в значительной степени основывалось на факторах военного снабжения. Возрастающее тактическое значение ружейного огня, переход к всеобщей воинской повинности и системе приписки в запас, а также изменения в системах огнестрельного оружия увеличили потребность в исправном вооружении в полках. Добиться одинаковой прочности, износостойкости и долговечности разных частей одного ружья было практически невозможно, и поэтому одинаковые детали винтовок делались максимально стандартизированными, чтобы солдаты могли ремонтировать свое оружие в полевых условиях. Необходимо добавить, что в условиях быстрых темпов изменений систем огнестрельного оружия ограниченные технические и финансовые возможности России сильно тормозили ее деятельность по переоборудованию предприятий и быстрому развертыванию отечественного производства нового оружия.
Особые потребности пехоты и производственные возможности страны определили выбор новых технологий оружейного производства и характер внедрения новых систем вооружений. Из-за многочисленности пехоты, имевшей практически поголовно крестьянское происхождение, и географической рассредоточенности русской армии табельное оружие пехотинца должно было обладать двумя важными военными свойствами: надежностью и легкостью обслуживания. При оценке систем вооружения в военных источниках эти характеристики неоднократно ставились выше баллистических качеств, таких как скорострельность, дальнобойность и точность. По мнению Милютина, внедрение ружей новой системы замедлялось, затруднялось и удорожалось отсталостью России, в частности в машиностроении и конструировании. Поэтому наиболее рациональным путем представлялись использование опыта, уже накопленного в зарубежных странах, и отправка военных агентов за границу. А куда именно за границу? Этот выбор был обусловлен конструкционными и производственными соображениями. После того как в 1866 году было принято решение о применении металлического унитарного патрона, русские сформировали свои системы стрелкового оружия на основе взаимозаменяемости патронов. // вполне естественно было обратиться к США, которые в период после Гражданской войны являлись признанным лидером в разработке металлических патронов. Как только новая система была испытана и одобрена, правительство разместило первоначальные заказы в Соединенных Штатах и – в меньшем объеме – в Англии. Таким образом, металлический патрон Бердана-Горлова, «русская винтовка» Бердана-Горлова и «русский револьвер» Смита и Вессона были спроектированы и первоначально производились в Америке.
У инноваций есть одно важнейшее свойство: новые технологии более привлекательны, если имеют сходство с уже используемыми конструкциями или процессами. Большинство людей опасаются бросаться очертя голову неизвестно куда. Металлический патрон и система затвора, разработанные Берданом и усовершенствованные Горловым и Гуниусом, были аналогичны системам, которые использовались в переделочных дульнозарядных винтовках, уже применявшихся в России. Принимая на вооружение «берданку», русское правительство не совершало прыжка в технологическое неизвестное, – напротив, система Бердана потому оказалась привлекательной, что была знакома. Также, по мнению английских механиков Нэсмита и Проссера, техника Кольта соответствовала потребностям, диктуемым планами России. И, впервые заказывая во время Крымской войны у Кольта его продукцию, русское правительство искало нечто технологически знакомое, а не экзотику.
Согласно распространенному мнению, правительство России и русские офицеры были очень консервативны в отношении нового оружия [Федоров 1938–1939,1:6]. Безусловно, переход от дульнозарядных ружей к казнозарядным и от бумажных патронов к металлическим тормозился неверием в то, что солдат сможет должным образом обращаться с новым оружием, а не изведет впустую слишком много боеприпасов. Кроме того, российские офицеры не придавали особого значения стрелковому оружию в бою, куда больше полагаясь на пехотный штык – традиционное атакующее оружие войск сильнейших держав Европы. Русские офицеры опасались утратить контроль над солдатами, обученными проявлять инициативу и думать в бою. Русские военные и правительство действовали консервативно, но могут ли вообще высокопоставленные военные не быть консерваторами? Льюис Мамфорд точно определяет это противоречие: хотя война является основным стимулом для разработки новых технологий, военные неохотно принимают их. Считая себя главными защитниками национальной безопасности, они стараются не подрывать эту безопасность всякими сомнительными нововведениями [Mumford 1963: 95]. Как отмечает Деннис Шоуолтер, инновации дороги и требуют затрат времени; новое оружие должно явно демонстрировать, что представляет собой нечто большее, чем незначительное усовершенствование своих предшественников [Showalter 1975: 12–13,163]. Конечно, российское правительство относилось к технологическим инновациям крайне осторожно; «несчастная ружейная драма» [Федоров 1911:238], как Милютин назвал затянувшееся внедрение переделочных моделей винтовок, подтвердила чрезмерно осторожный подход к финансированию и поставкам.
Теоретически российское правительство могло бы принять на вооружение современное огнестрельное оружие, не импортируя и не осваивая его производство. Заимствование конструкции оружия за рубежом не было ни исключительной, ни дорогостоящей акцией, поскольку технология конструирования не сдерживалась национальными границами. А вот заимствование производственных технологий – импорт оборудования и оснащение государственных заводов – обходилось дорого, и можно было немало сэкономить, пустив эти средства на дополнительные закупки оружия. Более того, поскольку машиностроение было плохо развито, а квалифицированных оружейников в России не хватало, иностранные заказы, в общем-то, обходились не дороже, чем внутренние, и обычно выполнялись более