– И лодьи, про которые говаривал ты, тоже по морям неведомым пойдут.

– Пойдут, да, боюсь, ни я, ни ты этого не увидим. Очень уж мудрено оно да небыстро все.

Князь снова замолчал, раздумывая над тем, что услышал.

– Ты тогда, чужеродец, вот чего: ты пока исцелениями своими занимайся да на ноги ставь. Как закончишь, езжай назад в монастырь к Сергию. Земледелием займешься, а там и университет твой, даст Бог, сотворим! Знаю, знаю, – остановил он уже собравшегося что-то возразить гостя, – Сергий человечка присылал с рассказом о том, что там у тебя выходит. Я ведь потому тайком от всех делал, что от Тохтамыша схоронить намерение свое хотел. А чем оно меньше народа знает, тем сохраннее.

– Мог бы мне рассказать.

– Маялся небось, – добродушно усмехнулся в ответ тот. – Вижу. Маялся. Думал я об этом, да уж больно ты говорлив да вспыльчив! Как что не так, так язык не удержать!

– Твоя правда, – подумав, отвечал тот.

– Ну так и ладно. На том и сойдемся. И университет свой получишь; вижу я, что нужная вещь – наука. И этих твоих таблеток дай мне! И пороху! Да побольше!

– Стой, князь! – от удивления тот даже забыл, кто сейчас перед ним, и замахал руками. – Не договаривались так!

– Чего мелешь?

– Христом Богом! Ладно, университет! Порох так-сяк! Но ведать не ведаю, как таблетки делать! В жизни химию не знал!

– Чего не знал?! Кто за химия такая? Ведунья, что ль? Так во рву давно уж та!

– Какая ведунья?! Знать не знаю, ведать не ведаю, как селитру делать! А поди ты аспирин сотвори! Тут машины такие нужны, что даже мне не вообразить!

– Что за селитра? А аспирин что за диво?

– Долго объяснять, князь. Не знаю, как делать!

– Врешь! – кулак князя приземлился на подпрыгнувший, как живой, стол. – Знаешь все! А коль знаешь, делай давай!

– Хорошо, князь – поняв, что спорить тут бесполезно, согласился Булыцкий. – Но так и ты, князь, для меня сделай кое-что.

– Чего тебе?

– Ты мне дозволь самому решать, мальцов чему учить. Оно понятно, – поспешил успокоить он встрепенувшегося Дмитрия, – Закон Божий – всему голова. Но так и не свелся свет весь на нем. Грамота, счет, фигуры как строить разные да физика.

– Чего?!

– Наукам обучать хочу отпрысков.

– Негоже мальцам знать все это! Закон Божий да наука государева!

– Не прав ты, князь, – устало ответил пенсионер.

– Чего же это вдруг: князь и не прав!

– А лодьи тебе зачем быстроходные, ежели они по рекам только и бегают?

– Что мелешь? До Царьграда вон морем идти!

– Морем, да вдоль берегов. Да и что за море-то? Вон в океан на такой выйти страх один! Кто поведет их? Курс кто рассчитает? Да и побыстрее лодьи корабли есть! Грознее, сильнее! Да построить такой – инженер хороший нужен. А без науки какой тебе инженер? А у тебя и грамоте обученных по пальцам пересчитать! Вон, из тюфяков палить, думаешь, нехитрое дело? Ан кукиш! Еще годов столько пройдет, и наукой целой станет умение это. А сам тюфяк сделать таким, чтобы по швам не пошел? А чтобы цели поражал, которых и не видно, пусть бы и с башни высокой самой? Везде люд ученый нужен. Вот соседи твои уже и университеты строят, а у тебя…

– Молчать!!! – князь Дмитрий снова саданул кулаком по столу, да так, что тот подпрыгнул, как заяц перепуганный. – Уж не слишком ты много о себе возомнил?!

– Прости, князь, – Николай Сергеевич поспешил сбавить обороты. – Твоя правда: увлекся я. Не серчай.

– Срок тебе – год, – насупившись, проронил князь. – Не сделаешь, что велено, – пожалеешь! А теперь ступай к себе, – продолжал он. – Завтра утром волю княжью объявлю всем, да с и Богом.

– Как скажешь, князь, – тяжко поднялся на ноги Булыцкий и, неловко поклонившись, вышел из светлицы.

Разные мысли у Булыцкого в голове клокотали. И на душе вроде и светло было, а в то же время самое и погано. И беду отвел от Московии, так ведь и большую накликал. И поверил князь в него, да в то же время самое озадачил. Что делать? Как быть? Откуда селитру брать? А таблетки как сотворить? Хотя если порох дать, то потом оно, может, и с таблетками решится. В смысле забудут про них все ко времени тому. Или опять на веру в чудеса положиться да порошки золы с мелом делать?! Вон Ждан насколько ловчее передвигается уже. А из-за чего? Да из-за того, что верит. За этими беспокойными мыслями Булыцкий тяжко проворочался остаток ночи.

Утренние звуки прервали зыбкий сон пенсионера. Сначала разорались первые петухи, затем, чуть погодя, скрип сонных петель и веселое переругивание поднявшейся челяди да дворовых. Еще чуть спустя – топот ног да крики скотины.

Решая не дожидаться, когда за ним придут, Булыцкий поднялся на ноги, оделся и уселся на топчане.

– Открывай, чужеродец, – негромко постучались в дверь. – Князь видеть желает!

– Иду, – открыл дверь тот.

В горнице было пусто. Лишь князь да брат его сидели на лавках в ожидании чего-то. Рядышком стояли Милован да Тверд. Вид у всех задумчивый был. Впрочем, едва лишь только Булыцкий вошел в помещение, оба расслабились.

– Здравствия тебе, чужеродец, – приветствовал гостя князь. – Присаживайся, – указал он на свободное место. Булыцкий молча поклонился и осторожно присел на край скамьи. – Тохтамыша хочешь увидеть живьем?

– А что мне на него смотреть? – буркнул в ответ тот, хотя сердце сжалось от мысли только одной, что своими глазами увидит он прославленного воина. И снова пожалел, что мобильник разрядился, а так бы и фоточку сделать можно было бы. Жаль, только отправить сыновьям нельзя.

– Пригласите гостя дорогого, – усевшись на свое место, обратился к сотникам Дмитрий. Скрипнув несмазанными петлями, дверь распахнулась, и Милован с Твердом растворились в полумраке. Правда, уже через минуту снова появились, сопровождая высокого человека в длинных шелковых одеждах. Только сейчас обратил внимание Булыцкий на то, что оба московита облачены были в блестящие кольчуги да плащи алые; как на парад прямо. Да и вели они себя не как стражники, а как, скорее, сопровождающие. Ни дать ни взять VIP-кортеж. Чуть поколебавшись, пленник, наклонившись, шагнул из темноты и вышел в центр горницы. Только сейчас Булыцкий смог рассмотреть легендарного воина вблизи. Высокий, но не мускулистый, а, скорее, жилистый, с остро отточенными чертами лица, подчеркнутыми смуглым цветом кожи. Показно равнодушный, но при этом напряженный, прямой, но с едва заметной сутулостью, выдававшей неуверенность, он смотрел на Дмитрия. Тут же рядом выросла тень мурзы-переводчика.

– Присядь! – коротко бросил тот, и за спиной воина тут же появилась скамейка. Чуть поколебавшись, тот, не сводя глаз с князя, последовал приглашению. Зашуршали полы длинных шелковых одеяний – несмотря на то что Тохтамыш был здесь на правах пленника, было видно, что относились к нему скорее как к гостю, – и Дмитрий продолжил: – Русь Московская – молодое княжество, да уже врагов имеет. Сильных, – говоря, буровил он взглядом собеседника, – гордых, опытных. – Он замолчал, словно обдумывая слова. – Хвала княжеству тому, что в руках надежных. Правитель – Бога ставленник. Или лукавого.