– И все же, у меня признаться не идет из головы та история, которую вы рассказали мне во время нашей первой встречи, о дочери этого Черного графа, которая пребывает ныне…кажется в Брюгге?

– Да, именно в Брюгге.

– Отчего судьба этой девочки, столь небезразлична сему таинственному призраку? Вам не удалось выяснить какие-либо подробности в этом деле?

– Ну, что вы, любезный барон! Я стараюсь как можно скорее забыть об этой страшной истории, в которую угодил, ровно, как и обо всем, что с ней связано.

Д'Анж с пониманием кивнул.

– Простите месье, но мне придется безотлагательно, ненадолго покинуть вас, с намерением вернуть влагу, которую взял у природы. Вынужден подчиниться настойчивым призывам, что доносятся изнутри, дабы отдать долг.

Оставив Меранжака наедине с собственными мыслями и изумительным вином, барон вышел из комнаты. Оказавшись в соседнем помещении, небольшой коморке, где трапезничали Лаоль, Рюаколь и Поликен, которые вскочили на ноги при появлении хозяина, он шепотом произнес:

– Яд начнет действовать через три четверти часа, придется ждать. После того как всё будет кончено, мы с Поликеном, на рассвете, отправимся в Гавр, а вы Лаоль, вместе с Рюаколем, наденете на него мой камзол и отвезете в госпиталь Святого Людовика…

****

Круглая, словно сверкающая монета, луна, проливала свой зловещий свет на погруженный в сон Париж. Дремлющие башни города лениво ударили в сонные колокола, напомнив о неотвратимости течения времени. Отблески сияния, ночного светила пробивались тонкими полосками сквозь щели шиферных навесов, напоминавших громадные жалюзи, закрывающих арочные проемы церковных звонниц; сквозь свинцовые решетки окон множества роскошных особняков; сквозь неплотно затворенные ставни и двери скромных городских жилищ, а также множества харчевен и кабачков. Прорывалось оно снопом желтоватого света и в немногочисленные раскрытые окна, одно из которых зияло черной пастью на фасаде таверны «Зеленый лис».

Одинокий силуэт, неподвижный, словно призрак набросанный кистью художника на холсте натянутом в оконной раме, вот уже несколько часов не покидал свой жалкий пост. Чудовищный взгляд, устремленный в водрузившийся на небосводе светящийся диск, придавал лицу священника дьявольской одержимости.

И лишь робкий стук в дверь, заставил капеллана содрогнуться, и оторвать зачарованный взгляд от звездного небосвода. В ужасе он отступил в темный угол, будто прячась во мраке ночи от демонов преисподней пришедших в эту жуткую пору навестить своего верного раба. Из-за двери послышался едва слышный голос:

– Святой отец, вы спите? Это я Сюрто.

Локрэ, будто судорожно перебирая в мозгу имена тех, с кем свела его судьба, в этом огромном чужом Париже, приблизился к двери.

– Кто здесь?

Тихо спросил он.

– Это я, Сюрто, хозяин харчевни.

– Чего вам нужно?

– Большое горе, падре, господин барон д,Анж скончался.

Послышался лязг засова. Дверь распахнулась и искаженное ужасом лицо, напоминавшее гримасу дикого зверя, освещенное отблеском одинокой свечи, заставило кабатчика сделать шаг назад. Сюрто поднял над головой маленький бронзовый подсвечник, вглядываясь в мертвецки бледное лицо капеллана.

– Вам нехорошо?

– Нет-нет, не извольте беспокоиться.

– Только сейчас, пришел человек, который сообщил о том, что Его Милость барон д,Анж распростился с жизнью. Причина смерти неизвестна, бедняга сильно страдал умирая, корчась в судорогах. Его отвезли в госпиталь Святого Людовика, там он и испустил дух.

И без того угрюмое лицо трактирщика сделалось ещё более мрачным.

– Этот человек возница, служит у одной знатной дамы, он сказал, будто сегодняшним вечером приезжал сюда за нашим бароном, поэтому и привез вещи усопшего, в «Зеленый лис».

Сюрто протянул священнику амулет, в виде крошечного меча, на серебряной цепочке, небольшой футляр из змеиной кожи и шпагу, всё, что осталось от несчастного барона.

1 Дротик – метательное оружие, представляющее собой копьё, несколько уменьшенное и облегчённое по сравнению с копьями для конного или рукопашного боя.

ГЛАВА 30 (59) «Мушкетеры отправляются в Гавр»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Герцогиня де Шеврез, запечатала письмо в розовый конверт украшенный вензелем, где начальные буквы её имени были выписаны под двумя белыми голубками, держащими в клювах оливковую ветвь. Пролив красного сургуча, она поставила оттиск родового герба, и передала послание Арамису.

– Возьмите шевалье, вы знаете, что с этим нужно делать.

Мушкетер почтительно раскланялся, спрятав конверт под полу камзола.

– Надеюсь, Рене, на человека, который вас будет сопровождать в Гавр, можно положиться?

– Я ручаюсь за него, как за самого себя.

– Когда вы намерены отправиться в Нормандию?

– Немедленно мадам.

– Что ж, да поможет вам Святая Дева.

Герцогиня, сомкнув ладони, сложила на груди руки, обернувшись к изваянию Девы Марии, беззвучно произнесла молитву.

Распращавшись с мадам де Шеврез, шевалье Рене д,Эрбле – так произносилось имя Арамиса, до того как он поступил на службу в мушкетеры короля – отправился на улицу Вожирар, близ Люксембургского дворца, где снимал комнату. В маленькой прихожей, уютной квартирки, на окраине Сен-Жерменского предместья, его встретил слуга, балагур и проныра Базен, который бодро доложил:

– Всё готово мой господин, как вы велели.

Не проронив в ответ ни слова, Арамис облачился в дорожное платье и сложил в кожаную сумку три заряженных пистолета. Затем достав конверт, украшенный белыми голубками, вручил его Базену.

– Отнеси сие послание нашему другу…

– Я помню, месье, всё будет немедленно исполнено.

Не дав договорить, деятельный Базен схватив конверт, выбежал из дома.

Проводив строгим взглядом слугу, Арамис спустился во двор. Не мешкая, мушкетер вывел из конюшни пегого жеребца, к седлу которого приторочил кожаный баул, и направился на улицу Феру, где обитал его верный друг Атос, человек довольно странный, нелюдимый, порой даже излишне суровый и недоверчивый. Изумительное, своеобразное чувство юмора, господина Атоса, порой граничившее с грубостью, густо нашпигованной желчными каламбурами и приправленной густым соусом сарказма, всё больше обнажали в этом тридцатилетнем одиноком мужчине задатки мизантропа. И всё же, граф де Ля Фер, спрятавший своё гордое имя под благозвучным прозвищем – Атос, был весьма уважаем и авторитетен в определенных кругах, снискав себе славу благородного, справедливого человека, и неустрашимого война. Впрочем, мушкетера вряд ли интересовало чьё либо, мнения кроме суждения его немногочисленных друзей. Вдобавок ко всему сказанному, нелишне было бы добавить: граф был человеком, лишившим себя всяческих привязанностей и обязательств, кроме верности королю и преданности друзьям, а так же ещё к одной особе о которой мы не преминем вам сообщить на страницах нашего романа в дальнейшем. По крайней мере, именно таковым, в глазах окружавших его людей, хотел казаться господин де Ля Фер – доблестный Атос.