Аллан не мог не улыбнуться. Лицо Марипосы приняло озабоченный вид. Шут с любопытством взглянул на нее:

— Юная особа, где я мог вас лицезреть? Как вы себя назвали?

— Я никак себя не назвала, — сухо ответила Марипоса и надела мотоциклетные очки.

— Почему они жонглируют песочными часами, да? — спросил Хан Зен.

Аллан невольно полез в карман и ухватился за свои песочные часы. Они были теплыми. Пожалуй, теплее, чем раньше. «Странно, что они не разбились во время этой жуткой тряски, — подумал мальчик. — Должно быть, они очень крепкие». Блоха-жонглер бросала свои часы все выше и выше, а вторая кружилась в танце быстрее и быстрее.

— Смешные, — сказал Аллан.

— Смешные, да! — Гнев Хан Зена вырвался с такой силой, что шут выплюнул губную гармошку, а блоха-жонглер уронила на землю все свои палочки. — Думаешь, мы разъезжаем по закоулкам Замка, чтобы веселиться, да?!

Блоха-танцор не смогла выйти из сальто, свалилась на спину, и все три пары ее ног беспомощно задрыгались в воздухе.

— Перестань кричать, нахал! Ты насмерть перепугаешь моих бедных артистов. Вито разучится прыгать, а Вито растеряет свои палочки!

— Скажи, приятель, их обеих зовут Вито? — спросил Аллан.

Вито-танцор, валявшаяся на спине, громко залаяла, и шут поторопился поставить ее на ноги, пока трое путешественников замерли, заткнув уши.

— Между ними нет никакой разницы, поэтому обе носят имя Вито. Зачем придумывать разные клички?

Хан Зен склонил голову набок:

— А тебя зовут Лудо, да… Ты — шут Верховного Кабинета.

— Нет, я просто Лудо! Лудо, Вито и Вито. А с Верховным Кабинетом покончено. Я рассказал на одну правду больше, чем нужно, и игра закончилась.

Марипоса завела мотоцикл.

— Давайте двигаться дальше, — сказала она. Ее что-то раздражало, и поведение девочки показалось Аллану несколько странным. Если не считать производимого ими шума, шут со своими блохами казались забавными и совершенно безобидными.

— Если вы уезжаете, может, вы возьмете нас с собой? В сущности, я заблудился и не отказался бы, чтобы мне немножко помогли.

— Нам в другую сторону, — резко ответила Марипоса. — Едем.

Лудо жалобно улыбнулся:

— Нам подойдет любая сторона. Для меня теперь все дороги хороши.

Хан Зен тоже обратил внимание на изменившуюся Марипосу. Может, именно поэтому он посмотрел на шута потеплевшим взглядом, а может, и потому, что тот был с самураем одного роста… Во всяком случае, он не спешил вскочить в коляску, хотя Марипоса уже завела двигатель.

— Хм, не можем мы просто так оставить его здесь, да…

Марипоса посмотрела на Аллана:

— Поехали. Вы ведь тоже торопитесь, так?

Аллан ничего не имел против шута, но его желание оказаться в одной компании с блохами было невелико. И еще он не мог понять того, почему вдруг Хан Зен сделался таким приветливым. Странно… Аллан уселся на мотоцикл.

— Мы много места не займем, да, — сказал Хан Зен и вызывающе посмотрел на Марипосу. — Если мы сожмемся, все получится. Но звери должны молчать, да, — сказал он шуту.

Лудо на радостях высоко подпрыгнул и перекувыркнулся в воздухе.

— Коль не надо им идти, блошки — тихие в пути, — весело пропел он.

— Да, но…

Марипоса хотела возразить, но Лудо, растянув рот в широкой улыбке, уже сидел в коляске рядом с Хан Зеном.

— Ну, поехали?

Аллан обхватил талию Марипосы. Она помедлила, как будто хотела что-то сказать, но, видимо, передумала, отпустила сцепление, и мотоцикл тронулся с места.

— Мм, а чем, собственно, они питаются, да? — спросил Хан Зен шута, когда почувствовал шевеление у своих ног.

— Им больше всего подходит конская кровь.

— Вот как, да? — Хан Зен округлил глаза и поджал под себя ноги.

Лудо дружески положил свою руку самураю на плечо.

— Вы ж не лошадь! И как раз вчера они плотно перекусили. Теперь пройдет неделя, друг мой, прежде чем они снова захотят есть.

— Как приятно это слышать, да…

Хоть мотоцикл и жутко трясло на ужасной дороге, Лудо, похоже, наслаждался поездкой. Видимо, блохи тоже были довольны. Во всяком случае, они притихли на дне коляски.

Марипоса ехала теперь медленней. И всю дорогу молчала… На развилке она остановилась.

— Мы же ездили тут много раз, да… — язвительно заметил Хан Зен. Его настроение с появлением шута заметно улучшилось.

— Много раз все было по-другому, — раздраженно ответила девочка. — Я впервые везу в коляске двух хамоватых карликов и парочку неприлично больших блох.

Левая дорога, более узкая, извиваясь головокружительным серпантином, уходила вверх на горный склон, правая опускалась к реке. Марипоса выжала газ и понеслась налево.

— Ты уверена? — вопросительно прошептал Аллан.

— Абсолютно, — ответила девочка и чуть повернула к нему голову. Мальчик заметил играющую на ее губах многозначительную улыбку. Аллан прижался к спине Марипосы…

Они тряслись по дороге, становившейся все уже и уже. Вскоре внизу оказались и верхушки деревьев. Аллан чувствовал тепло Марипосы, вдыхал аромат ее духов… Неожиданно он почувствовал ее ладонь, которая легла поверх его руки! На такой ужасной дороге она управляла только одной рукой! Господи!.. Ладонь Марипосы была одновременно и прохладной, и горячей. По всему телу мальчика пробежала дрожь, и…

…мотоцикл взлетел. Точнее, взлетела коляска. Может, это случилось оттого, что Марипоса держалась за руль одной рукой? Отвлекалась?.. Так или иначе, коляска поднялась над обочиной и повисла в воздухе, а сам мотоцикл балансировал теперь на самом краю пропасти.

Лудо дико вскрикнул. Аллан плотнее прижался к Марипосе. Хан Зен попытался перенести центр тяжести на мотоцикл, но вдруг раздался треск, и в ту же секунду шарниры, на которых крепилась коляска, отломились…

Аллан услышал отчаянный лай блох и грохот коляски, летевшей по склону. Мотоцикл опрокинулся на дорогу, мальчик почувствовал сильный удар в плечо, и перед глазами все почернело…

В понедельник утром мама Беатрисы пришла домой с работы очень уставшая. Партнерша заболела, а замены так и не прислали. Она приготовила себе чашку чая, уселась в кресло, вытянула ноги перед телевизором и принялась просматривать свежую газету. Из сумки раздалась трель. Мама вытащила мобильный телефон. Звонила Беатриса. Она сказала, что ночевала у Мии и сейчас они собираются в школу.

— Хорошо, — зевнула мама. — А почему ты звонишь на мобильный?

— Городской занят. Наверное, Алланом.