Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И для них, и для меня это был пик, высшая точка в жизни. Заработать деньги, потерять деньги – да, это важно. Но куда важнее устроить прекрасное шоу!
Паранойя?
В свою первую поездку в СССР я решил взять с собой друзей.
Как-то днем Дэн Сокол решил вздремнуть, но ему помешала русская музыка, которая зазвучала в его номере. Думаю, Дэн слишком устал и поэтому не мог найти маленькую ручку возле двери, с помощью которой звук можно было убрать.
Вместо этого он решил вскрыть потолок в том месте, откуда шел звук. Он увидел какие-то провода и резко их дернул. Провода вылезли наружу, но музыка не прекращалась. Тогда Дэн залез на стул и нашел на потолке еще один динамик. Он выдернул провод и оттуда, но музыка все звучала. Он изучал потолок дальше, пока не нашел еще один динамик, подключенный к системе внутренней связи.
«О, вот как они нас подслушивают!» – подумал Дэн. Когда он оторвал и этот провод, музыка стихла. С тех пор Дэн рассказывал, как он обнаружил советскую систему слежки. Как будто за ним надо было кому-то шпионить. Ха. Я похихикал: дескать, ну ты, Дэн, и параноик, просто фанат теории заговора.
Мы рассказали эту историю о советской прослушке кому-то из наших друзей, которые отправились в СССР после нас. На следующий год друг Джима Валентайна поехал в Санкт-Петербург, чтобы установить там на дискотеке какое-то звуковое оборудование. Вспомнив рассказ Дэна, он осмотрел свой номер в поисках тайного подслушивающего устройства. Он заметил под ковром какой-то бугорок, свернул ковер и увидел медную пластинку, прикрученную четырьмя большими шурупами. Джим открутил их с помощью отвертки.
Когда он выкрутил последний шуруп, на этаже под ним рухнула люстра.
Примерно в то же время я познакомился с русской девушкой по имени Маша (тогда я уже расстался с Кэнди). На следующие полгода она стала моей девушкой по переписке. Маша была переводчицей.
Мои друзья в России подметили несколько признаков того, что за мной следят. Они считали, что какие-то русские – например, водители – на самом деле агенты КГБ, которые постоянно держатся поближе ко мне.
Как-то раз, когда я хотел побыть вдвоем с Машей, я сбежал с концерта, чтобы избавиться от преследующих меня людей. Вместо того чтобы после концерта сесть в мою собственную машину, которую мне предоставили советские чиновники, я уселся вместе с Машей в другую машину и попросил отвезти нас в гостиницу, где мы могли спокойно поболтать минут двадцать.
На следующий день мы с Машей отправились в музей искусства в Кремле. Когда мы зашли внутрь, она буднично, даже не поднимая бровь, сообщила мне, что за мной следит КГБ. Я посмеялся над ее словами, но Маша указала на моложавого человека в хорошем костюме, стоявшего в том же зале, что и мы. «Он из КГБ», – сказала она.
Она утверждала, что всегда может опознать агента КГБ, потому что знала нескольких ребят из школы КГБ и могла отличить их по их позе и облику. Я усомнился в ее словах и сказал: «И что, если мы пойдем назад через несколько залов, он последует за нами?» Невозмутимо и с полной уверенностью она ответила: «Да».
И вот мы прошли через пару комнат, болтая о том о сем, восхищаясь иконой на стене, и тут я бросил взгляд вбок. И он был там. Тот самый парень стоял в другом конце зала, разглядывая стеклянную загородку.
Я проиграл спор.
Когда прошли фестивали «МЫ» и я закончил учебу в Беркли, я вернулся в Apple, чтобы снова работать там инженером. Я не хотел управлять людьми, не хотел быть топ-менеджером. Я просто хотел быть там, проектировать новые микросхемы, придумывать ловкие идеи и внедрять их.
Но как только я оказался там, начались странности. Я уже попал в медиапространство, и мне пришлось заниматься множеством других дел. Мне приходилось отвечать на звонки массы людей – журналистов, компьютерных клубов, приглашавших меня выступить, – и при этом я занимался филантропическими проектами вроде Балетного театра Сан-Хосе и местного компьютерного музея. Мне приходилось разбрасываться, вести дела по всему миру, в разных странах и самых разных областях, а не только работать над микросхемами.
Я мог начать что-то разрабатывать и выдвинуть идею по архитектуре продукта. Допустим, придумать что-то, увеличивающее скорость процессора в пять раз. Но затем в дело вступали другие инженеры; именно они занимались реальной разработкой чипов и соединений и проектированием печатных плат. И я почувствовал, что не так уж необходим, хоть я и по-прежнему любил Apple.
Я работал в подразделении Apple II. Дело было уже после закрытия проекта Apple III, и инженеры из того отдела стали работать над Apple II. Они не отходили от меня ни на шаг. Это было забавно. В моем отделе было немало классных ребят, занимавшихся классными проектами. К примеру, как раз когда я вернулся, на соседнем этаже заканчивали работу над компьютером Apple II C. Это был маленький Apple II – совсем маленький, как сегодняшние ноутбуки, только работал исключительно от розетки. Мне он показался прекрасным, это до сих пор моя любимая модель. Я правда считаю, что это один из лучших проектов за всю историю Apple.
Одним из инженеров в этом проекте был Джо Эннис. Я люблю таких ребят, как Джо: они так страстно любят свои продукты, так беспокоятся об их судьбе и о том, что они могут с ними сделать. У Джо были длинные волосы, и вообще он напоминал хиппи, хотя на дворе был 1985 год. И у него была масса идей о том, как развивать Apple II в таких направлениях, о которых не задумывались даже люди, работавшие над «Макинтошем».
Например, он считал, что можно запрограммировать Apple II, чтобы компьютер работал как полноценный телефонный коммутатор. (Сегодня коммутаторы – это просто карты, которые вы вставляете в компьютер.) Он предполагал, что можно хранить голосовые сообщения в цифровом формате и перенаправлять их на другие каналы. Эта идея намного опережала свое время. Он извергал мысли о будущем компьютеров одну за другой. Я считал, что его мозги и идеи просто прекрасны.
* * *
Какое-то время я жил в своем чудесном доме в горах Санта-Круз, набитом аудио– и видеотехникой класса хай-энд. Тогда все телевизоры продавались уже с пультами дистанционного управления и видеомагнитофоны тоже. Я увлекался лазерными дисками, и для их проигрывателя у меня тоже был пульт. Еще у меня была установлена дорогостоящая аудиосистема фирмы Bang & Olufsen. И у нее был пульт управления – редкость для того времени, когда стереосистемы поставлялись без пультов.
Я также подумывал о том, чтобы обзавестись спутниковым ТВ. Тогда спутниковые пакеты нельзя было купить в обычном магазине. Мне удалось добыть такой благодаря своему другу Чаку Колби, который делал спутниковые тарелки под заказ. И, черт побери, там был еще один пульт управления.
То есть мне приходилось включать телевизор с одного пульта, аудиосистему – с другого (поскольку динамики были подключены к ТВ), потом включать спутниковый приемник, выбирать с пульта канал и, по-моему, еще включать видеомагнитофон, чтобы передать сигнал на ТВ. Все устройства были подключены к видеомагнитофону, и уже с него все попадало в телевизор. Мне приходилось нажимать бесчисленные кнопки на всех этих пультах.