Но в Западном полушарии не все болезни, переносимые комарами, были созданы равными. Они отличались по регионам соответственно уникальным сочетаниям видов. Характерные ландшафты формировались под влиянием множества факторов. Роль играли климат, география, особенности ведения сельского хозяйства, выбор культур и плотность населения – в том числе и количество африканских рабов. Эти различия породили имперские конфликты и войны за независимость, которые сотрясали Америки в XVII–XVIII веках. Судьбы и течение этих конфликтов в значительной степени определялись комарами и их армией малярии и желтой лихорадки.

В целях нашего исследования и для изучения последующих конфликтов и событий, на которые оказали влияние комары, мы разделим Америки на три географические зоны болезней, переносимых комарами, то есть на зоны инфекции. Начнем с первой и худшей – с южных колоний. Затем перейдем к среднему поясу и завершим самыми благополучными (только в сравнении с несчастным Югом) северными колониями.

Первая географическая зона тянется от Центральной Южной Америки вдоль бассейна Амазонки до юга Соединенных Штатов. Дж. Р. Макнил называет эту зону так: «прибрежные атлантические регионы Южной, Центральной и Северной Америки, а также Карибские острова, которые в XVII–XVIII веках стали зонами плантаций: от Суринама до Чесапика… Формирование плантаторской экономики улучшило условия размножения и питания обоих [Aedes и Anopheles] видов комаров, сделав их основной действующей силой в геополитической борьбе, охватившей ранний современный Атлантический мир». Эта зона стала настоящим раем для комаров. Здесь свирепствовали эндемичная и эпидемическая формы малярии vivax и falciparum. Одновременно здесь же господствовали желтая лихорадка и лихорадка денге. Инфекция (и привыкание) и смертность в этой зоне были чудовищными, в чем мы уже убедились, когда ранее говорили о Южной Каролине и о центре работорговли, портовом городе Чарльстон. Страховые компании брали с клиентов значительно более высокие суммы за страхование жизни в этих регионах. В отличие от северных табачных колоний, в Южной Каролине, учитывая значительное количество рабов и культивирование риса, болезни, переносимые комарами, косили всех без разбора.

Наибольшую опасность представляла малярия falciparum. Джорджия превратилась в миниатюрную копию южнокаролинского «рисового царства». Но во всем мире – от Японии и Камбоджи до Южной Каролины – разведение риса сопровождалось увеличением количества малярийных комаров.

«Надежная страховка»: на гравюре 1797 года изображена типичная сцена – японские женщины с помощью служанок одеваются под москитной сеткой. (Library of Congress)

В Северной Америке есть хорошо известный культурный символ, знаменующий северную границу первой смертельно опасной зоны инфекции. Граница между Пенсильванией и Мэрилендом, установленная в 1768 году Чарльзом Мейсоном и Джеремайей Диксоном в разрешение пограничного спора между этими двумя колониями и Делавэром и Вирджинией (ныне Западная Вирджиния), является северной границей смертельного комариного царства. Малярия vivax свирепствовала по обе стороны линии Мейсона – Диксона, но для желтой лихорадки и малярии falciparum эта граница стала северным эндемичным порогом. Редкие и спорадические эпидемии этих болезней севернее этой линии случались, но они приходили, собирали свою жатву и исчезали. В Мэриленде во время эпидемии малярии 1690 года заехавший гость увидел «бледные подобия людей в дверях своих домов… словно множество призраков… каждый дом превратился в лазарет».

Линия Мейсона – Диксона считается границей между рабовладельческими и свободными штатами, хотя это не совсем так. Мэриленд, расположенный северо-восточнее линии и не присоединившийся к Конфедерации во время гражданской войны, не запрещал рабство до принятия Тринадцатой поправки к конституции. Ратификация поправки в 1865 году после победы Союза провозгласила: «В Соединенных Штатах или в каком-либо месте, подчиненном их юрисдикции, не должно существовать ни рабство, ни подневольное услужение, кроме тех случаев, когда это является наказанием за преступление, за которое лицо было надлежащим образом осуждено». Линия Мейсона – Диксона, словно шрам, пролегла по культурному ландшафту Соединенных Штатов. Она змеится по американской истории, как электрический кабель, подчеркивая различия и разногласия между югом Дикси и севером Янки.

Связь линии Мейсона – Диксона с рабством, плантациями и болезнями, переносимыми комарами, не простое совпадение. В северных штатах не выращивали табак и хлопок и системы рабского труда на плантациях не существовало. Эти культуры росли на теплом юге, где благоденствовали комары. А плантациям требовались рабы. Африканские рабы еще более разнообразили комариный ландшафт паразитами falciparum и желтой лихорадки, а возможно, и vivax. Эндемичная и эпидемическая среда болезней, переносимых комарами, южнее линии Мейсона – Диксона процветала. Плантаторские колонии, африканское рабство и смертельные болезни, переносимые комарами, взаимно переплелись, то есть, казалось бы, случайная линия Мейсона – Диксона оказалась совершенно неслучайной.

Двигаясь вдоль Атлантического побережья на север и пересекая линию Мейсона – Диксона, мы попадаем во вторую зону смешанной инфекции – в средние колонии. Этот регион тянется от Делавэра и Пенсильвании до Нью-Джерси и Нью-Йорка. Здесь в основном господствовала малярия vivax, а периодически возникали тяжелые эпидемии falciparum и желтой лихорадки. Эти эпидемии буквально косили население, не обладавшее иммунитетом. В 1793 году в тогдашней столице США Филадельфии желтая лихорадка за три месяца убила более 5000 человек.

Правительство перестало действовать. Пошли разговоры о переносе столицы в более безопасное место – причем не только в бытовой, но и в политической сфере.

Третья и последняя зона инфекции – это северные колонии, включая канадскую часть Новой Франции, которая в результате Семилетней войны в 1763 году стала британской колонией – Канадой. Это слишком холодный регион для желтой лихорадки и эндемичной малярии. Но поскольку лето здесь теплое, торговцев, моряков и солдат достаточно, то периодические всплески болезней, переносимых комарами, все же случались. Американские колонии, протянувшиеся от Коннектикута до Мэна, также периодически переживали эпидемии малярии vivax и желтой лихорадки. Болезни, переносимые комарами, случались в Торонто и на юге Онтарио в районе Великих озер, а также в Квебеке. Сильная эпидемия желтой лихорадки разыгралась в 1711 году и часто буйствовала в оживленном атлантическом порту Галифакс, Новая Шотландия.

Работая над этой книгой, я с удивлением узнал, что вспышки малярии происходили в северной столице Канады, Оттаве, во время строительства 125-мильного канала Ридо в 1826–1832 годах. Каждый год с июля по сентябрь приходил «больной сезон» – и в это время около 60 процентов рабочих заболевало малярией. После малярийного сезона 1831 года главный подрядчик и инженер Джон Редпат писал, что «крайне нездоровая местность, где многие страдают от озерной лихорадки и малярии, каждый год замедляет работу примерно на три месяца». Сам Редпат «подцепил болезнь в первый и второй год, в третьем уцелел, но в том же году пережил сильнейший приступ озерной лихорадки, которая удерживала меня в постели в течение двух месяцев, и прошло еще почти два месяца, прежде чем я смог приступить к активной работе». Не волнуйтесь. Редпат пережил малярию и в 1854 году основал крупнейшую сахарную компанию Канады, которая существует и по сей день. Головной офис Redpath Sugar является украшением набережной и оживленного порта Торонто.