Сдержанный смех.

Между тем священники начали представляться друг другу. На такое Лэнг не рассчитывал и сейчас очень надеялся, что среди них нет никого из Атланты.

Тут в единственную дверь вошли еще два священника — гиды, — и он немного успокоился.

— Небольшое предисловие, — сказал старший из них, тоже американец, хотя Лэнг не мог точно опознать акцент. — Большинство из вас наверняка знает, что первоначально Ватикан был всего лишь одним из семи холмов Древнего Рима…

Лэнг слушал хорошо знакомые сведения и думал о своем.

Впрочем, он тут же вновь сосредоточился, когда один из священников направился, возглавив группу, наружу, а там подошел к застекленной двери, ведущей в маленький вестибюль. Второй замыкал шествие, следя, чтобы никто не потерялся. Предводитель нажал несколько кнопок на стене. Лэнг запомнил их последовательность. Дверь открылась, послышался похожий на вздох негромкий звук, свидетельствовавший о том, что помещение служило также чем-то вроде тамбура.

— Там поддерживается особый климатический режим, — сказал через плечо предводитель, словно отвечая на незаданный вопрос. — Постоянная температура и влажность. Вы сейчас поймете, почему.

Прикрепленные к невидимому потолку неяркие фонари освещали узкую булыжную мостовую между кирпичными зданиями, которая на первый взгляд ничем не отличалась от улиц любого раскопанного археологами древнего города. Если присмотреться, было видно, что у строений имеются окна и двери. Внутри дома были украшены скульптурами и настенными росписями, изображавшими эпизоды из мифов и различные виды природы. Птица, больше всего похожая на куропатку, сидела на сосновой ветви; краски, используемые при нанесении фрески, казались настолько яркими, что, не зная точной датировки, можно было подумать, что рисунок был сделан только вчера. Лэнг не уставал изумляться тому, что столь древние произведения могли так хорошо сохраниться. Следующее помещение было украшено сверкающей мозаикой — Аполлон на золотой солнечной колеснице, запряженной двумя белыми конями, идущими легким галопом. Почти все крошечные плитки находились на тех же местах, куда их давным-давно поместил художник.

— Большинство этих мавзолеев было засыпано почти две тысячи лет назад, — сказал гид-священник. — Поэтому они так хорошо сохранились.

Чем дальше, тем круче вверх шла дорога. Время от времени путь преграждали стены, двери в которых открывались и закрывались с какими-то потусторонними вздохами.

— Да уж, хоронили со вкусом, — заметил кто-то тем громким шепотом, каким переговариваются в церкви во время службы.

— В определенные дни родственники навещали усопших, — продолжал свой рассказ экскурсовод. — Видите отверстия в крышах? Это для того, чтобы спускать внутрь еду и питье. Римляне верили, будто все, что они кладут в саркофаг, попадает прямиком к духу покойника.

Лэнг остановился, чуть не столкнувшись со священником, плетущимся в хвосте группы, и окинул взглядом улицу, не видевшую солнца почти два тысячелетия. Можно было подумать, что он попал в другой мир; впрочем, так оно и было на самом деле. Легкое усилие воображения, и можно увидеть, как по этой улице идут римляне, закутанные в тоги. Кое-где между могилами попадались промежутки. Перекрестки? Лэнг был уверен, что в некрополе была не одна улица. А это значило, что отыскать нужную будет очень непросто.

Решив, что он остановился из-за усталости, к нему подошел сопровождающий.

— Мы уже почти наверху.

Незаметно потолок сделался видимым — и с каждым шагом становился все ниже.

— Это пол собора Святого Петра? — спросил Лэнг, указав вверх.

— Да, мы почти под главным алтарем.

Дальше они неспешно тащились молча, пока улица не кончилась, упершись в стык земли и потолка. Сверху сквозь слой стекла или какого-то другого прозрачного материала пробивался слабый свет.

— Теперь мы находимся под главным алтарем, — сообщил гид.

Лэнг никогда не страдал клаустрофобией, но мысль о том, что над его головой нависает базилика — миллионы тонн камня, — все же смутила его. Оставалось надеяться на то, что те, кто занимался всеми этими раскопками, знали, черт возьми, свое дело.

На сей раз гид указал на квадратное помещение, находившееся как раз под прозрачной плитой.

— Сюда!

Лэнг и другие экскурсанты подошли поближе. Слабый свет отражался, мерцая, от чего-то блестящего. В конце концов, Рейлли разглядел какой-то прозрачный — стеклянный или пластмассовый — контейнер чуть больше, чем коробка из-под сигар, убранный в серебряную оправу.

— Мощи святого Петра, — благоговейно прошептал гид. — Их обнаружили в сороковые годы, когда Пий XII разрешил провести раскопки некрополя, по которому вы только что прошли.

— А откуда известно, что это останки Петра?

Лэнг не видел, кто задал вопрос, но, во всяком случае, не одному ему пришла в голову эта мысль. Хотя большого скепсиса от этой группы ожидать не следовало — как-никак этих людей влекла вера, а не выяснение исторической правды.

Гида-священника вопрос нисколько не смутил, он начал отвечать так же спокойно, как бейсболист ловит легкий мяч. Вероятно, ему уже доводилось сталкиваться с подобными сомнениями у светских посетителей.

— На первых порах церковь могла отталкиваться лишь от старинной легенды о том, что Константин выстроил свой храм прямо поверх усыпальницы Петра. Мы также знаем по древним рисункам, что в состав первой базилики входил так называемый «Трофей Гая», двухэтажная часовня с люком, через который можно было попасть в находившийся ниже некрополь. Одна из стен этой часовни сохранилась до сих пор, как и сделанные на ней надписи — латинские имена, молитвы и среди прочих продолбленная в штукатурке надпись «Петр здесь». Один римлянин по имени Гай в третьем веке прислал папе Зефирину письмо, в котором сообщал о захороненных здесь «трофеях Апостола».

Когда Юлий II приказал разобрать руины базилики Константина, чтобы построить новый собор, под главным алтарем были найдены кости, завернутые в лохмотья пурпурной ткани — знак царского достоинства. Эти мощи вы и видите здесь. В 1968 году папа Павел VI поместил их в прозрачные реликварии; один из них находится перед вами.

— А другие?

— Внизу.

— То есть ваша уверенность основана только на нескольких костях, обрывках тряпок, надписи на стене и легенде? — вновь прозвучал тот же голос. По-видимому, его обладатель в темноте осмелел.

— Не совсем так. Когда кости были помещены в реликварии, их исследовала группа археологов и судебно-медицинских экспертов. Они не нашли ни одного фрагмента ступней и голеней.

— Ну и что?

— Ноги распятой жертвы прибивались гвоздями к кресту. Когда человек умирал, труп оставляли разлагаться, если только не было особой причины для того, чтобы снять тело с креста, — например, для того, чтобы освободить места в Цирке Нерона. Выдрать гвоздь было довольно трудно. Римляне просто отрубали у казненных ноги. Эти останки принадлежали человеку, который был распят.