Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он развёл руками.
— Данэ вёл уединённый образ жизни, а после — нам, когда жили здесь, было плевать, маленькими мы бегали в селение и проводили здесь много времени, играя с местными детьми.
— А от площади расходятся дороги в разные части селения? — проговорила она скорее сама себе.
— Да, каждая часть принадлежит какой-то из корт. Раньше мы там много играли и больше всего раздражали мастеров кузнечного дела, потому что у них было опасно находится, но нам было всё равно, — Роар улыбнулся своим воспоминаниям. — Хорошее время было.
Милена залюбовалась им.
Тем временем дети на площади пришли в суетливое движение — старшие стали звать младших и спешно уходить с улицы. Митар нахмурился и, встав ногами на скамейку, посмотрел поверх крыш.
— Рваш, — выругался он, спрыгивая. — Так, давай быстро забежим к скотоводам и попробуем успеть до того как ливанёт.
Девушка с непониманием уставилась на него, но без вопросов встала и пошла к двери последнего на их пути дома корты скотоводов. Роар постучал, дверь открыл неприятного вида суровый мужчина, лицо которого немного просветлело, когда он увидел перед собой митара. Роар постарался побыстрее забрать прошения и спросил про просьбы, на что мужчина нахмурился и впал в раздумья, но митар его вернул обратно, сообщив, что ждать не намерен, так как надвигается ледяной дождь. Мужчина из корты скотоводов предложил укрыться у них в доме, но потом увидел за спиной митара девушку в сером и, видимо, пожалел о предложении. Впрочем Роар отказался.
— Ты отказался там оставаться из-за меня? Меня нельзя пускать? — спросила белая ведьма, когда они быстрым шагом отправились в сторону дома, пытаясь уйти от надвигающихся тяжелых туч.
— Не думай об этом, — отозвался Роар и обернулся на невообразимо быстро приближающуюся стихию.
Они прошли полпути от селения до дома, как стало невыносимо холодно — дорога прямо на её глазах покрылась инеем, а потом наледью, словно это было колдовством. Тело продрогло до костей, а потом стали падать капли дождя. Они были огромными, больно били и расползались по ткани огромными мокрыми пятнами.
— Милена, видишь вон то строение? — Роар указал на стоящее чуть поодаль от дороги здание, похожее на небольшой амбар. — Бежим туда, быстро.
И она поняла, что всё очень серьёзно. Бегала она вообще-то быстро, но тут эти дурацкие юбки платья мешали просто ходить, не то что бежать. Потому подобрав их к себе, Милена рванула вперед со всего своего умения, которое пока не растеряла, несмотря на то, что, находясь в этом мире, практически не занималась спортом, а лишь рефлексировала над своей участью, совершенно кажется забыв о том, что можно в целом и здесь себя держать в тонусе.
Добежав до постройки, она обернулась, но в тот же момент была подхвачена на руки Роаром и они ввалились внутрь, а всего через мгновение снаружи началось такое, что Милена даже забыла как дышать.
— А оно не развалиться? — выдавила она, посмотрев наверх и слыша страшный бой стихии о, как ей показалось, достаточно ветхое строение.
— Выдержит, — Роар отпустил её из своих рук и вернулся к двери, чтобы закрыть её.
— Оно чьё-то? — спросила он, потирая предплечья, чтобы согреться.
— Оно принадлежит фернату, как и сотни других бринт, которые построены так, чтобы путники могли укрыться в них, если ледяной дождь застанет их врасплох в дороге, — ответил митар. — В этой правда, как видишь, давно хранят часть корма для скота. Потому что укрыться можно в селении или в доме.
Мила обернулась и увидела сквозь сумерки помещения сваленные тюки сена, мешки с чем-то, может зерном?
— Замерзла? — спросил Роар, подойдя к ней и взяв её руки в свои.
По сравнению с его руками её были ледяными, она поняла, что не чувствует пальцы. Мила и вправду замерзла, вся. Тело кажется задеревенело от холода, или это от того, что Роар был так близко и жар его тела причинял физическую боль.
Он растёр ей руки и подышал на них, отчего её словно током ударило. Внутри всё застонало, завыло, ей хотелось ещё больше — чего? Да какая разница чего?
Голова кажется стала похожей на пустой котелок, в котором была только одна мысль, которая шальной мухой билась о стенки и звенела-звенела-звенела… И тут, словно услышав эту мысль, Роар стал целовать её пальцы.
Милене показалось, что умереть было бы проще.
Никогда в своей жизни ей так сильно не хотелось чего бы то ни было, никогда она не думала о себе, как о женщине, думающей только о мужчине и его… да что ж такое?
Но вот сейчас всё, всё в ней хотело только одного. Каждая клеточка её тела желала и пресечь это было бы попыткой сродни остановить мчащийся на полной скорости локомотив. От этого не спасёт ничего — разве что выйти сейчас наружу и может тебя убьёт ледяной глыбой нафиг. Но было сомнение, что и это мало поможет.
Губы Роара были тёплыми, нежными, когда он опустил её руки и прикоснулся пальцами к её щеке уже было понятно, что ничего ни он, ни она не смогут поделать с собой и друг другом, чтобы остановиться.
Его губы слегка коснулись её, и… всё — пелена от одного этого хрупкого, невесомого прикосновения, только невообразимое чувство желания обладания другим человеком, окрыляющее и пьянящее.
Роар поцеловал уголок её губ, потом щёку, потом снова губы. Её руки легли на его шею, пальцы зарылись в волосы, она приподнялась на мысочки.
Но… он зажмурился и отстранился. Взвыл, ругнулся, руки его перестали обнимать её лицо и стало невообразимо холодно и так… так… словно было темно, а потом вдруг кто-то включил свет и такой моргаешь, пытаешься понять, что происходит и привыкнуть к другой обстановке.
Руки Милены стали сиротливыми ветками, кажется она была готова заплакать от обиды… Почему, почему он так поступает? Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась и стоит одна посреди огромного ничего, а рядом никого нет и это страшно, и это обидно, и это… “Ну, пожалуйста, обними меня снова, не бросай меня, прошу тебя!”
В полумраке девушка видела его спину, такую огромную, надёжную и такую сейчас далёкую, хотя вот она — протяни руку и…
“Милка, дура, да протяни же, чёрт, свою руку”, — сознание снова заговорило внутри голосом Хэлы.
Роар тяжело дышал и, даже сквозь этот грохот, девушка слышала это его
