что не поместилось, положила на сиденье. «Мадам, вы куда?» — отважилась спросить я. «В Ков, прямо в порт, — крикнула она пьяным голосом. — И катись ты к черту, старая карга Маллен, да и все остальные тоже!» Они нажали на гудок — да только их и видели. — Миссис Маллен снова замолчала, а потом тихо сказала: — Я зашла в дом, а там творилось такое, будто все адские фурии вырвались на волю!

Десмонд открыл дверь и вошел внутрь. В гостиной царил настоящий хаос. Стол перевернут, стулья опрокинуты, кухонная утварь и фарфор — на полу. В спальне колыбелька лежала на боку, одеяла и простыни скинуты с кровати, его бесценные картинки в рамках — «Благовещение» Фра Бартоломео и фотография покойной матери — варварски сломаны и разбиты, вне всякого сомнения, об острый угол комода, стекла разлетелись на мелкие осколки, рамки погнуты, а сами снимки порваны и восстановлению не подлежали.

Бессильно опустившись на голый матрас, Десмонд молча обозревал картину разрушения, свидетельствовавшую о такой беспричинной ярости и ненависти, что у него больно сжало сердце. Неожиданно его пронзила страшная мысль. Вскочив с кровати, Десмонд бросился в гостиную и распахнул дверцу шкафа.

Его чемодан по-прежнему стоял там, но замок был сорван и болтался, абсолютно бесполезный. Десмонд упал на колени и поднял крышку. Деньги исчезли. Все, до последней фунтовой банкноты. Клэр закончила так же, как и начала: проявив чудовищный эгоизм и черную неблагодарность. Она обобрала его до нитки.

Десмонд словно окаменел от горя, и вошедшая в комнату миссис Маллен застала его стоящим на коленях.

— Вставайте, сэр, — ласково сказала она ему. — Я попрошу Джо прибраться здесь. Вы и оглянуться не успеете, как будет полный порядок.

Десмонд позволил ей поднять себя и усадить в кресло, которое она перевернула, поставив на место. Он так и остался сидеть, чувствуя горечь во рту и неприятный холодок под ложечкой. Бывший священник, уволенный с позором школьный учитель, а в кармане — ровно семнадцать шиллингов и девять пенсов, отделяющих его от голодной смерти.

Мужской голос заставил его очнуться:

— Не расстраивайтесь, сэр. Я в два счета здесь приберусь.

Это пришел Джо, который, засучив рукава, принялся за работу. Десмонд же апатично сидел в кресле, не в силах подняться. Но когда Джо закончил и комнаты приобрели первоначальный вид, Десмонд поманил Джо к себе:

— Джо, большое тебе спасибо. Очень тебе признателен. Только не понимаю, почему вы с бабушкой со мной возитесь. Я не заслуживаю такого отношения.

— Нет, заслуживаете, сэр. И, кроме того, мы умеем помнить добро. Когда сначала умер мой отец, а потом и моя мать, ваш батюшка купил нам с бабулей дом, чтобы у нее была крыша над головой.

Десмонд не знал, что сказать. Он никогда не переставал удивляться многочисленным достоинствам, популярности и благородству отца, но сейчас был по-настоящему потрясен.

— Джо, как бы мне хотелось дать тебе хоть что-нибудь и от себя лично, но сейчас я полный банкрот.

— Я так и знал, что она обдерет вас как липку, сэр. Мы, официанты, видим и слышим у себя в «Хибе» гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Мы сразу поняли, что она дрянь. Но коль уж так вышло, скажите, что вы собираетесь делать дальше?

— Я потерял все и оказался на самом дне, откуда мне, похоже, не выбраться.

— Полагаю, тут вы не правы, сэр! — воскликнул Джо и, поколебавшись, продолжил: — Вы забыли о своем особом даре. Я говорю о вашем чудесном голосе. Я читал об этом в «Кроникл» и думаю, что смогу найти для вас работу. — Заметив сомнение в глазах Десмонда, Джо добавил: — В общем, так, сэр. У нас в «Хибе» в обеденное время в ресторане буквально не протолкнуться, и мистер Мейли, управляющий, частенько приглашает артистов, чтобы те пели или играли на рояле для публики. Прошлой зимой у нас выступал даже скрипач Альберт Саммонс. Так что, если позволите, я могу переговорить с мистером Мейли насчет ангажемента с вами.

Десмонд не знал, что сказать. Петь в пабе? Неужели он так низко пал?! Уж лучше петь на улице. Хотя почему бы и нет? Ему вдруг захотелось достичь самого дна. И вообще, все не так плохо. Ведь «Хиберниан» — первоклассный отель, который посещает цвет дублинского общества и многие известные люди. Но самое главное, ему позарез нужна была работа, и не только потому, что он был банкротом, но и потому, что ему хотелось убежать от проклятого одиночества, нависшего над ним черной тенью.

— Джо, ты настоящий друг, — мрачно улыбнулся Десмонд. — Я пойду с тобой в отель, когда тебе будет удобно, и попытаю счастья с мистером Мейли.

— Вы совершенно правы, сэр. Мистер Мейли — замечательный человек и, мне кажется, сможет помочь вашей беде, — сказал Джо и, немного подумав, спросил: — А не могли бы вы подойти завтра к четырем часам дня? Оденьтесь поприличнее, словом, постарайтесь выглядеть как можно лучше.

— Я обязательно приду, — протянув Джо руку, кивнул Десмонд.

Когда Джо ушел, Десмонд бросил взгляд на часы. Почти восемь вечера. Он был так измучен, что ему хотелось только одного: поскорее лечь. Но он прекрасно понимал, что надо поесть, а потому впихнул в себя тарелку овсянки с молоком и яблоко из тех, что были доставлены раньше, а миссис Маллен убрала в буфет. Затем он принял горячую ванну и лег в постель, наслаждаясь удивительным покоем и блаженной возможностью раскинуться на широкой кровати, лежать вот так, в одиночестве, ждать, пока придет сон, и не бояться, что от тебя будут требовать выполнения супружеских обязанностей.

Глава 8

На следующий день в десять минут четвертого Десмонд вышел из дому и направился в сторону отеля «Роял Хиберниан». Он тщательно побрился и причесался, на сей раз уделив своей внешности больше внимания, чем обычно, отполировал до зеркального блеска давно не чищенные ботинки и надел свой лучший итальянский костюм, рубашку с мягким воротничком и темный галстук. Посмотрев на себя в зеркало, он не мог не признать, что, несмотря на болезненную бледность, по-прежнему очень недурен собой и выглядит даже моложе, чем прежде, почти мальчишкой. И правда, ведь ему еще не было и тридцати.

Перед входом в отель выстроилась привычная вереница самых разных машин — больших и маленьких, шикарных и попроще. Десмонд вошел внутрь и через холл направился в ресторан, ориентируясь по многоголосому гулу толпы. В зале действительно яблоку негде было упасть, поскольку в Дублине в это время принято пить чай, а «Хиберниан» считался