– Так точно.

Михаил вышел из землянки. Женщины эскадрильи проводили его – кто жалостливым, а кто и злорадным взглядом.

«Вот облом! И чего я такого неправильного сделал?» – думал Михаил, возвращаясь в расположение своей эскадрильи.

Они отлетали ночь, сделав четыре вылета на бомбежку.

Утром, еще и отдохнуть не успели, как его вызвали к особисту.

– Черт, наверное, карга эта, командир женской эскадрильи, настучала! – решил Михаил и внутренне уже приготовился к неприятностям.

Постучав в дверь, он вошел, представился.

– Красноармеец Борисов по вашему приказанию прибыл.

– Садись.

Михаил уселся на стул.

– Сегодня какое число? – неожиданно спросил его особист.

– По-моему, двадцать второе, – недоуменно пожал плечами Михаил.

– Правильно. Сегодня истек срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, Борисов! Чего не радуешься?

– Неожиданно как-то…

– Заслужил. Я давно за тобой наблюдаю – с тех пор, как ты из госпиталя к нам в часть попал. Воюешь хорошо, смело, товарищей из беды выручаешь. После госпиталя месяц – даже больше – прошел. Освобождение тебе на месяц давали, и пора в свободный полк возвращаться, на истребитель. Там с тебя больше проку будет.

– Это в группу Федорова? Так она тоже штрафная.

– Нет, ты не понял. Сегодня вышел срок, на который тебя в госпитале освободили от летной работы по ранению. И сегодня же закончился срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, к которому тебя приговорил трибунал. Вот и поедешь в свой полк.

– Меня в Москве арестовали; я в запасной авиаполк и ехал – переучиваться на новую технику.

– Хм, неувязочка… Ты отдохни после ночи, а я созвонюсь, выясню, куда тебя направлять. «Кубари» на петлицы можешь, кстати, нацепить. Согласно положению, после отбытия наказания военнослужащему возвращаются все права. Так что ты в звании восстанавливаешься, и награды, если они есть, тоже возвращаются. Свободен пока, Борисов!

– Есть!

Михаил вышел от особиста слегка ошарашенный. Вот он уже и не штрафник, а радости особой нет.

Он дошел до своей стоянки, развернул носовой платок, достал «кубари» и нацепил их на петлицы. Механик сразу это заметил.

– О! Товарищ младший лейтенант! Поздравляю! Ваш срок закончился?

– Так точно! Теперь я – вольный летчик.

Спать не хотелось, хотя ночь выдалась бессонная. В голове мелькнуло: «Меня сегодня отсюда переведут – в запасной авиаполк или в строевую часть. Надо сходить к Вере, попрощаться».

Он направился в женскую эскадрилью, благо уже знал, где землянка Лебедевой. И надо же было такому случиться – у самой землянки снова наткнулся на зловредного комэска.

– Красноармеец, ко мне!

Но Михаил сделал вид, что не слышал.

Комэск догнала его, схватила за плечо.

– Ты допрыгался, штрафник. Я иду к особисту.

Но тут она увидела петлицы на гимнастерке Михаила.

– Я не штрафник и не красноармеец, товарищ капитан, – спокойно сказал Михаил, стряхнув с плеча руку комэска.

– Поздравляю, – процедила сквозь зубы комэск и, развернувшись, ушла. «Вот еще цербер», – подумал Михаил.

Он постучал в уже знакомую дверь.

– Это ты, Зоя? – послышался женский голос.

– Мне бы Лебедеву, – попросил Михаил.

За дверью пискнули, она приоткрылась. В образовавшийся проем выглянула кудрявая головка и тут же снова исчезла. Через пару минут вышла Вера.

– Ой, наша комэск тебя увидеть может.

– Да черт с ней, мы только что виделись.

Взгляд Веры наткнулся на петлицы.

– Ой, тебя в звании восстановили?

– Да, с сегодняшнего дня я уже не штрафник. Вот, попрощаться пришел. Особист вызывал, говорит – готовься к переводу в свой полк. А у меня нет полка. Было направление в ЗАП, так его трибунал забрал.

Вера сделала шаг, другой, потом порывисто обняла Михаила. Проходящая мимо летчица хмыкнула.

– Ты мне адрес полевой почты дай, я тебе писать буду, – попросил он Веру.

– Запомнишь? 43472.

– Запомню. – Михаил повторил цифры. Если бы не близкое расставание, он бы так и не понял, насколько близка стала ему Вера.

– Ты береги себя, на рожон не лезь – не штрафник теперь, – попросила она.

– Если бы не лез, мы бы не познакомились, – заметил Михаил.

– Да это я так, к слову – по-бабьи. Когда уезжаешь?

– К особисту еще идти надо – он скажет.

Неожиданно Вера поцеловала Михаила в губы.

– Понравился ты мне, есть в тебе стержень. Повезет той, которую замуж за себя возьмешь.

– А если тебя?

– Рада буду, но до конца войны далеко – дожить еще надо.

– Доживем. Только ты тоже береги себя. И запомни: война закончится девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, только о том никому не говори.

– Карты нагадали? – усмехнулась Вера.

– Они самые, – улыбнулся Михаил. – Пойду я. Долгие проводы – лишние слезы. – Он повернулся и, не оглядываясь, ушел.

Особист его уже ждал.

– Повезло тебе, парень, в ЗАП тебя направляют. И, представь, – в тот же самый, куда ты не доехал. Получи документы.

Особист выложил на стол личное удостоверение Михаила, вещевой и продовольственный аттестаты, предписание и командировочное удостоверение.

– Получи сухой паек на три дня и собирай вещи.

– Нет у меня вещей – только то, что на мне.

– Ну, как знаешь. Через час связной самолет в Калинин летит, можешь добраться.

– Вот спасибо! – обрадовался Михаил. – Я могу быть свободен?

– Иди. И впредь веди себя благоразумней. Думаю, урок ты усвоил.

Михаил получил сухой паек и пошел к парням в казарму – попрощаться. Ему по-хорошему завидовали, желали удачи.

Михаил вышел к взлетно-посадочной полосе. Увидев стоящую там машину, несколько удивился: «Вроде самолет не нашего полка, бортовые номера другие».

Он подошел, заглянул – в кабине кто-то возился.

– Эй, летун, твой аэроплан?

Из кабины показалось веснушчатое лицо девчушки.

– Мой.

– Пилот где?

– Я и есть пилот.

– Это связной самолет? – переспросил обескураженный Михаил.

– Связной, связной, а в чем дело?

– Мне бы до Калинина с вами добраться. Особист сказал – вы туда летите.