Она сделала вид, что не заметила его реплику.

– И сыну здесь нравится. Он вообще быстро освоился. В их школе и желтенькие, и черненькие дети учатся, и никто никого не унижает, никто ни над кем не издевается.

– А где твой муж?

– Объелся груш.

– Нет. Я серьезно. Он остался в Одессе или вы уже здесь разбежались?

Она еще раз затянулась и крепко сжала руль. Ее длинные накрашенные ногти впились в ладони.

– Поехал в Ванкувер на заработки. Он моряк. Здесь работы не нашел. Ну и схлестнулся там с одной китаянкой. Прислал письмо. Извини, дорогая, но я нашел свою любовь.

– А ты еще не нашла?

– Я в поиске. Здесь мало кто женится. А в нашем возрасте мужчины и женщины даже редко живут вместе. Здесь принято ходить друг к другу в гости. О гостевом браке слышал? Ну вот, здесь большинство так живет. А что? Сфера услуг развита. В магазинах любые блюда в упаковке, любые полуфабрикаты. Бросил в микроволновку – и ужин готов. А захотелось разнообразия – бары, ресторанчики на каждом шагу. Кухни всех народов мира. Здесь даже белье сами не стирают, в прачечную сдают.

Внезапно откуда-то зазвучала песенка Крокодила Гены «А я играю на гармошке у прохожих на виду…».

– Это я на вызов сына такую мелодию установила. Из Интернета скачала. Правда, здорово? – пояснила Анна и ответила на звонок: – Что, милый? Я сегодня задержусь. Много работы. Ты, пожалуйста, ложись спать без меня. И утром, если я не приеду, не волнуйся и иди сам в школу. Значит, я у тети Любы заночевала. Ты все понял, Славик? Смотри, в компьютер долго не играй. Ну, ладно. Спокойной ночи, солнышко.

Коршунов вдруг стало жаль эту одинокую женщину.

– Слушай, Ань, но, если здесь все так здорово, почему у тебя глаза такие тусклые?

Она сверкнула ими, как фарами от встречной машины, и ответила резко:

– А вот переедешь сюда, сам узнаешь! А лучше не переезжай вовсе! Потому что все равно здесь все чужое! И то, что нам в детстве твердили о родине, это не пустые слова. Там, в Одессе, я работала учительницей в начальных классах. Да, получала гроши, но меня любили дети, уважали родители, я сама себя уважала. А здесь я торгую нашими – советскими – детьми, и Люба платит мне в сто раз больше, чем я получала в школе, но мне противно. Я себя презираю. Там я была мужняя жена, а здесь обыкновенная шлюха, готовая переспать с первым попавшимся мужиком, чтобы хоть немного мужской ласки урвать. За что мне себя уважать? Одно успокоение – сын. Он здесь уже освоился и вырастет настоящим свободным человеком. А на себе, на своей карьере я поставила крест, здесь я ничего сама не достигну, живу только ради сына. Я сделала свой выбор, стала удобрением, навозом для следующего поколения. А если ты сюда переедешь один, ты просто с ума сойдешь!

Супермаркет встретился вовремя.

– Слушай, возьми две бутылки водки. А то я чувствую – одной нам залить ностальгию будет мало! – попросила Анна.

Когда он вернулся с покупками, она докуривала вторую сигарету.

– Какой же ты умница! «Столичную» купил. Моя любимая водка! Эх, гульнем же мы сегодня с тобой, Серёга. Если бы не дурацкие канадские законы, я бы прямо сейчас из горла засадила. Так ты мое сердце растревожил. Но нельзя. Полицейский остановит, сразу по компьютеру выйдет на иммиграционное ведомство и заблокирует мне вид на жительство. И прости-прощай Монреаль! Здесь все строго и просто. А вот и твой дом. Кажись, приехали?

Анна припарковала машину на стоянке, и они пошли по темной аллее к подъезду. Она снова закурила. А он нес полиэтиленовый пакет с бутылками и свертками.

Неожиданно с лавочки поднялась черная фигура.

– А я вас уже заждалась! – сказала Жаклин. – Ну что встали, как вкопанные? Пойдемте домой. Или боитесь, что водки на троих не хватит? Так Сергей еще в магазин сбегает. Он по этому делу мастер.

В квартире женщины продолжили пикировку. Водка окончательно развязала им языки.

– А я что-то не помню, чтобы тебя кто-то сюда приглашал, тетушка.

– За здоровье своего племянника опасаюсь. Нравственное и физическое.

– Ты бы лучше за своим последила…

И так далее в том же духе. У Коршунова сложилось впечатление, что он находится вовсе не в далеком Монреале, а в родном Томске. И что ему не за сорок лет, а вдвое меньше. Какая-то студенческая вечеринка, и две девчонки не могут поделить его меж собой.

Он почувствовал себя в родной обстановке. Так легко и свободно ему не было давно. Но глаза начали слипаться. Он едва добрел до дивана в кабинете, рухнул на него и моментально заснул.

Человеческий организм не может сразу приспособиться к такой большой разнице во времени. В Томске уже начинался день.

Проснулся он в тихой и темной квартире. Включил ночник и посмотрел на часы. Они показывали начало третьего. Значит, он проспал добрых пять часов. А время пролетело совсем незаметно. Будто только лег. Но бодрость уже вернулась к нему.

Он пошел в туалет и, проходя через гостиную, увидел неубранный стол. Туалет его вообще разочаровал. Кто-то заблевал унитаз и не смыл его. Зажав нос, он навел порядок.

Включив в гостиной свет, он осознал масштаб бедствия. Грязная посуда с остатками пищи на залитом водкой столе, на ковре пепел с окурками, пустые бутылки…

– Ничего себе девчонки погуляли! – глубокомысленно резюмировал квартирант.

Он заглянул в полуоткрытую дверь в спальню. Две одетые женщины спали по разным сторонам кровати. Жаклин свернулась калачиком. Голова Анны свисала с лежбища. Не включая света, он укрыл каждую отдельным покрывалом. Бережно приподнял голову одесситки и положил ее на подушку. Та пробурчала в ответ что-то нечленораздельное. Он вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Сна не было ни в одном глазу. Опохмеляться тоже не хотелось. Ведь он вчера выпил-то всего ничего.

Сергей убрал со стола посуду. Составил ее в раковину, но мыть не стал, чтобы шум воды не разбудил спящих красавиц. Сварил себе крепкий кофе. Налил большую чашку и, вдыхая его аромат, прихватив еще плитку шоколада, тихонько удалился в кабинет, где снова засел за прадедову рукопись.

Однажды в июне, простояв целый час в очереди с хлебными карточками перед пекарней и получив два фунта хлеба, я вернулся домой настроенный самым решительным образом.

– Все, Полина, хватит! Давай готовиться к отъезду. Петенька уже ест из бутылочки. До Харбина как-нибудь доедем! Не помирать же здесь с голоду!

Моя своенравная жена на редкость легко согласилась со мной, спросив только:

– Когда едем, Петя?

Удивленный ее покладистостью, все-таки речь шла о расставании с родиной, я сам стушевался и ответил вопросом:

– Тебе недели на сборы хватит?

– Да, милый…