Я плюхнулась на заднее сиденье папиной машины и тут же подскочила. Швы! Не хватало еще, чтобы они разъехались по дороге домой, вот весело-то будет (в том смысле, что тогда надо будет поворачивать обратно к роддому)! Пришлось устраиваться бочком – на бедро, да еще мне всучили Дашу, которую я держала «столбиком», чтобы не плакала. Вот она, материнская доля – про свой комфорт забываешь, лишь бы дитятке было хорошо.

Дома все сияло чистотой. В холодильнике томились закуски, а в духовке на противне ожидало своего часа мясо «по-французски». Да, Дима постарался на славу. Молодой папаша, ха-ха!

Не успели мы раздеться, как Даша заплакала. На часах четыре. Все понятно, ребенок проголодался. Я погрела в бутылочке сцеженное еще в роддоме молоко и приступила к кормлению, наказав начинать застолье без меня. Из кухни слышались звон бокалов и столовых приборов, тосты и восторженные речи наших родителей. И я была уже готова присоединиться к этому празднику жизни, как тут... Даша снова заплакала. Как-то горько и безысходно.

Она рыдала до половины седьмого! Что я только ни делала, как ни пыталась ее успокоить. И столбиком держала, и укачивала, и песни пела, и к груди прикладывала, и подгузник триста раз проверяла. Все НАПРАСНО! Ребенок просто надрывался. Из кухни прибежали Дима с родителями. Каждый давал советы, пробовал убаюкать. Эффекта – ноль.

С каждой минутой ее рыданий и физические, и моральные силы покидали меня. К половине седьмого я уже просто билась в истерике. Мы никак не могли понять, ПОЧЕМУ ребенок плачет навзрыд, ЧТО его беспокоит?

В шесть тридцать я предприняла отчаянную попытку снова покормить дочку. Она с готовностью почмокала и... успокоилась! Не может быть! Я никогда в жизни не наслаждалась тишиной так, как в тот момент. Слава Богу, Даша заснула!

Я повеселела, даже поклевала еды с праздничного стола (стоя). В восемь родители разъехались. Мы с Димой только-только перевели дух, как вдруг... раздался детский плач. СНОВА! Нет, я этого не переживу.

Именно в тот момент я поняла, что ничегошеньки не знаю и не умею. И рядом нет детской медсестры, которая подсказала бы, что делать. Что мы один на один с нашим ребенком и его непонятным беспокойством! И мы совершенно БЕСПОМОЩНЫ!

А еще именно в тот момент я осознала, что легких путей не будет, а будет очень-очень трудно. Что предстоит самой, без наставников и подсказок, осваивать самую главную жизненную науку – быть мамой. ХОРОШЕЙ МАМОЙ! Самой лучшей на свете. И никто не даст мне учебник, никто заботливо не подсунет шпаргалку или готовый рецепт. Это моя жизнь, это мой ребенок, и никакие чужие лекала тут не подойдут. До всего придется «доходить» самой.

Вот она, моя кроха, лежит поперек кровати. Это огромная радость, невероятное счастье и... испытание. Испытание меня как человека. На прочность, мудрость, дальновидность, умение принимать правильные решения, на понимание, что хорошо, а что плохо. Это мой экзамен перед высшими силами. Выдержу ли я его, или мне поставят «неуд»? Как бы ни хотелось знать «вердикт» уже сейчас, увы, ответ поступит через много-много лет.

Маша. Моя подруга Маша (о ней я еще не писала) тоже рожала в 72-ом роддоме. Мы лежали в одном и том же медучреждении, но впечатления у нас получились совершенно полярные. Из родблока Марию направили на третий этаж, в отделение, где женщины после физиологических родов пребывают вместе с детьми. Палаты, как правило, рассчитаны на троих (+ младенцы). И все укомплектованы под завязку!

Так вот – это был кошмар. Если твой ребенок тихо спит, так чужой обязательно орет. И не всякая мамочка будет свое дитятко успокаивать. С Машей, например, лежала родильница, которой было абсолютно все равно, плачет ее ребенок или нет, мешает он кому-то или нет. Она себе спокойно дрыхла, пока ее малыш рыдал и действовал всем на нервы. О каком отдыхе, а тем более о сне здесь могла идти речь?

В столовую ходили по очереди, на процедуры тоже. К тому же Маруське попалась дико продавленная кровать, на которой она отлежала себе все бока и спину, поэтому большую часть времени ей пришлось СТОЯТЬ (сидеть нельзя – швы!).

Я знаю, что многие мамочки считают совместное пребывание с ребенком в общей палате идеальным вариантом (с другими девчонками-то и веселее, и сподручнее!), но Маше он не подошел. Она тысячу раз пожалела, что решила не тратить деньги на отдельный бокс. И вместо того, чтобы хоть немного восстановиться после родов, перевести дух, сосредоточиться на собственном ребенке, своих ощущениях и потребностях, Маша нервничала, практически не спала и считала часы, когда же, наконец, уедет домой. В результате в родные стены она вернулась издерганной и полностью «разобранной». А о своем пребывании в роддоме до сих пор вспоминает с ужасом. Вот так!

Оксана. Кто бы мог подумать, что роддом провинциального городка Торжок по многим параметрам окажется ничем не хуже столичных клиник? Впрочем, условия пятизвездочного отеля там полагаются лишь пациенткам, щедро пополнившим роддомовскую кассу. Но моя коллега Оксана (помните, я описывала ее экстремальные роды, случившиеся нежданно-негаданно в гостях у родителей) была как раз из их числа.

В принципе, роддом как роддом. Общие палаты на четверых, детишки отдельно. Больничная обстановка, казенное отношение. Но! Для «избранных» все по-другому. Персональные палаты класса «люкс», кровать с ортопедическим матрасом, пеленальный столик с подогревом (!), люлька для малыша тоже с подогревом и, только не падайте, индивидуальная карта питания – заказывай яства, какие душе угодно.

Откуда, спросите вы, такая красота. Нет, это не местная власть так заботится о решении демографической проблемы страны, и не бизнес-элита городка скинулась ради комфорта своих рожающих жен и любовниц, и не губернатор позаботился, и не министр. Это сердобольные французские медики взяли роддом Торжка под свой патронаж (и как они вообще про него узнали?). Во Францию перенимать их опыт ездило даже несколько местных врачей. И пуповину Оксаниной дочке – Аришке – перевязали «по-французски», так что пупочек у малышки получился необычным – в форме лепестка.