«Мне и прежде часто становилось неловко, когда знакомые спрашивали об его родстве, происходит ли он от Вальгревов Чешайрских или от Вальгревов Гадлейских. Что же буду я чувствовать теперь?» — спрашивала она себя.

Вальгрев Гаркрос между там продолжал жить своею прежнею жизнью. Все, за что он ни брался, удавалось ему, репутация его зрела как плод у южной стены. Он имел редкую способность извлекать наибольшую выгоду из своего успеха, не слишком выказывая сознание собственного достоинства. Репутация его была, может быть, не из самых высоких, но она делала его заметным человеком на обедах и приближала мистрис Гаркрос с каждым днем к ее земле обетованной, то есть к высокому обществу. Такое положение дел совершенно удовлетворило бы дочь мистера Валлори, если бы нэ ужасная тайна, тяготевшая на ее душе.

Как ни велика была всегда пропасть между мужем и женой, теперь она стала, по наружности по крайней мере, еще больше. В отношениях их между собою появилась какая-то неловкость. Обращение Губерта стало еще холоднее и высокомернее. Августа часто предавалась меланхолии у своего семейного очага, придумала хроническую головную боль и часто уединялась в своих утренних комнатах. Великолепная внутренность дома Гаркросов представляла непривлекательную картину, когда не было гостей, чтобы пробудить общежительные инстинкты супругов, но они никогда не ссорились, и Августа могла говорить себе с гордостью: «Я не поссорилась с мужем даже в тот страшный вечер, когда он сознательно оскорбил меня».

Не много, однако, было таких вечеров, которые мистер и мистрис Гаркрос проводили наедине. В продолжение сезона они редко оставались дома вдвоем, если не ждали гостей. Он иногда отказывался ехать в гости и проводил вечер в своем кабинете, запасаясь фактами и доводами для дела следующего дня, но Августа этим не стеснялась и выезжала одна, сияя красотой и нарядом и возбуждая зависть менее счастливых матрон.

Мистрис Гаркрос и Жоржи Давенант между тем стали друзьями. Жоржи была восторженною поклонницей красоты, и холодное, правильное лицо Августы сразу покорило ее сердце. Другие девушки жаловалась, что нет возможности сойтись с мистрис Гаркрос, но простодушная, живая Жоржи сумела оживить и эту статую. Если мистрис Гаркрос могла чем-нибудь горячо интересоваться, то это нарядами, а мисс Давенант в это время готовила себе приданое. Удостаивая Жоржину своею дружбой, мистрис Гаркрос видела в ней не столько молодую особу, выходящую замуж, как молодую особу, нуждающуюся в приданом. Она возила мисс Давенант по магазинам в своей собственной карете или коляске, смотря по погоде, и мистрис Чоудер, тетка Жоржины, чувствуя свою ограниченность в сравнении с мистрис Гаркрос, покорно отодвинулась на задний план и довольствовалась тем, что кормила изящными завтраками свою великосветскую гостью и беспрекословно соглашалась со всеми мнениями Августы.

У мистрис Гаркрос мисс Давенант была представлена великой Буффант, которая согласилась, несмотря на множество работы и единственно для того, чтоб услужить мистрис Гаркрос, взять на себя изготовление значительной части приданого мисс Давенант. Это было снисхождение, которое Жоржина должна была помнить до конца своей жизни, и когда это было решено, обе приятельницы, усевшись в карету, поздравили друг друга и поцеловались. Они провели у Буффант целое утро, роясь в шелку и бархате, совещаясь об отделках и прохлаждаясь чаем, поданным на большом серебряном подносе лакеем модистки.

— Буффант важничает невыносимо, — сказала мистрис Гаркрос, — но ее стиль неподражаем, и никто не смеет ссориться с ней.

— Как буду я носить все эти платья! — воскликнула Жоржи. — Выбирать-то их весело, но каково носить их? Мне придется отказаться от общества Педро и всех других животных. Я носила всегда пике или полотно и могла в них играть с собаками сколько мне угодно. Но вообразите меня в шелковом платье, отделанном бахромою, как на картинке, которую показывала нам мадам Буффант, и на коленях у меня полдюжины ньюфаундлендских щенят.

— Но, милое дитя мое, вы должны будете бросить собак и обезьян, когда выйдете замуж. Неужели вы намерены взять их с собой в Клеведон?

— Отчего же не взять? — воскликнула Жоржи с удивленным взглядом. — Есть, конечно, такие собаки, которых я не могу отнять у папа, он их слишком любит, но некоторых я, конечно, возьму с собой в Клеведон. Франк тоже обожает собак. Не сердитесь, Августа, но мне ваш великолепный дом всегда казался скучным, потому что в нем нет собак.

— Может быть, вам мой дом кажется скучным, потому что в нем нет детей, — отвечала Августа грустным тоном.

— О, нет, вовсе нет, — воскликнула Жоржи, вспыхнув при мысли, что неумышленно огорчила своего друга.

— Я никогда не замечала отсутствия детей. Я не привыкла к детям и не особенно люблю их. Это не хорошо, не правда ли? Я вижу милых голубоглазых малюток в коттеджах, в которые хожу, и они, по-видимому, любят меня, но их носы, руки и передники всегда так грязны, что поневоле скажешь, что ньюфаундленские щенки лучше.

Сэр Френсис Клеведон и мисс Давенант намеревались венчаться в Кингсбери, Мистрис Гаркрос обещала приехать на свадьбу в Бунгалло, но муж ее принужден был отказаться от этого удовольствия.

Каждый час был для него дорог в это время года, сказал он жене. Ехать на свадьбу было решительно невозможно.

— Это ужасно неприятно, Губерт, — возразила мистрис Гаркрос. — Я терпеть не могу быть в толпе чужих без мужа.

— Но ваша милая Жоржи и ваш милый полковник не чужие.

— Конечно, но их гости. Мне будет так неловко там без вас. Но я уже обещала Жоржи и не могу огорчить ее.

— Поезжайте, друг мой, повеселитесь. Помните песню, которую поет мисс Давенант: «Говорят, что ты тут самая дорогая гостья». Поезжайте и будьте самою дорогой гостьей, душа моя. Мне приятно будет знать, что вы счастливы, пока я буду прозябать в комитете.

— Сессия скоро кончится, и тогда, надеюсь, вы будете иногда удостаивать меня своим обществом, — сказала Августа угрюмым тоном.

— Конечно, душа моя. Но дело в том, что когда я могу провести с вами несколько времени, вы всегда страдаете головною болью.

Августа промолчала. Общество мужа было нужно ей не для того, чтобы проводить с ним вечера tête-á-tête. Ей нужно было, чтоб он выезжал с ней для того, чтоб общество считало ее брак счастливым.

— Боюсь, не подумали бы наши знакомые, что между нами произошел разрыв, Губерт, — сказала она.

— Пока между нами не произошло разрыва, какое нам дело до того, что думают знакомые? — отвечал мистер Гаркрос самым холодным тоном. — К тому же нас видят вместе очень часто. Но вы хотите невозможного, требуя, чтоб я уехал на два дня в Танбридж в самое деловое время года.

— Кингсберийская церковь, — произнесла Августа задумчиво. — Не та ли это церковь, о которой вы писали в одном из ваших писем из той фермы, где вы провели лето для поправления здоровья?

— Может быть.

— А название фермы я забыла. Как она называлась, Губерт?