ее писатели и живописцы. На их полотнах, в их стихах и прозе она и серебряный позумент, и серебряный пояс и еще что-то в этом роде; она, мол, прозрачна, как хрусталь, и просматривается до самого дна, устланного разноцветными камушками, и можно, как в аквариуме, любоваться быстрыми играми резвой форели и неторопливыми прогулками сытых сомов.

Наверное, в какие-то времена она бывает и такой, и все ее нарисованные и описанные прелести, надо надеяться, не фантазия. Часовой Григорий Яранцев в этих краях недавно, он еще не видел здесь ни осени, ни зимы и потому не считает себя знатоком здешних красот. Рановато ему еще в судьи. Но реку увидел — сразу не понравилась. Конечно, река знаменитая, ничего не скажешь, и воды в ней много, даже слишком много — сейчас в горах бурно тает снег, — шумит она на перекатах и порожках так, что оглохнуть можно, а не полюбуешься. Нечем. Мутная в ней вода, грязная, тускло-серая. Если смотреть издали, река того же землистого цвета, что и берега, и отличается от них разве только тем, что движется. А вблизи на нее и вовсе неинтересно смотреть: течет остывший кофе, чуть-чуть разбавленный молоком.

Зато удивительно красивыми кажутся Грише Яранцеву мост через реку и городок, к которому этот мост ведет. Славный городок. Правда, по сравнению с городом, откуда сам Гриша Яранцев, этот — крохотуля. А когда отсюда, с вышки, смотришь, он и вовсе лилипутский. Помните город у ног Гулливера? Самая высокая его башня со шпилем и та лишь по щиколотку путешественнику.

Но тот город из книги с картинками — придуманный город, а этот внизу, у моста, — вполне реальный, и ходят по его улицам не сказочные лилипуты (народ здесь, кстати, на редкость рослый, сильный), а тоже вполне реальные люди. И улицы городка, хотя он считается древним, тоже современные. Правда, новых домов еще не так много, но зато почти на каждой улице воздвигнут либо павильон, либо киоск самого что ни на есть современного стиля из самоновейших многоцветных материалов — пластиков. Павильоны и киоски эти и придают улицам старого города какой-то очень моложавый и задорный вид.

Улиц в городке всего двадцать три, и почти все они почему-то ведут к железнодорожному вокзалу (а есть еще и автовокзал), словно местные жители только и делают, что уезжают и приезжают. Но это, конечно, неверно, и только новичку может померещиться.

Само собой разумеется, что ездят они немало. И не только ездят, но и летают, поскольку к услугам горожан имеется аэропорт. Но мало кто без особой нужды, а так просто, из страсти к перемене мест, покидает родной город навсегда: здешние жители — люди с корнями, да еще с какими!

Есть в этом городе и такие семьи, в которых вам перечислят своих предков чуть ли не со времен царицы Тамары. И это, учтите, в семьях, происходящих не от бывших дворян и князей, а от простых ремесленников и крестьян. И еще надо сказать, что корни многих здешних семейств уходят не только в глубь времен, но распространились вширь. В городе есть улица, которая почти вся заселена людьми одной фамилии, и, если захотите, вы сможете познакомиться здесь со всеми степенями кровного родства, что совсем не просто — с непривычки быстро запутаешься.

В городе существуют разные мнения насчет семейств, гордящихся своими родословными, и улицы, заселенной родичами. Одни говорят, что это не что иное, как пережитки исчезнувших общественных формаций — родового строя и феодализма, а другие, посмеиваясь, соглашаются: «Да, пожалуй, пережитки, но, извините, разве это плохие пережитки», а третьи сердито возражают: «Вздор! Какие же это пережитки? Нет тут никаких пережитков. Не верите — пойдите сами на улицу Толбухина и посмотрите, какие там люди живут и как они живут».

Кстати, именем маршала Толбухина (а в просторечье Толбухинской) улица названа по инициативе ее жителей — трое мужчин с этой улицы в годы войны сражались под командованием Федора Ивановича и, вернувшись с победой домой, пожелали таким образом выразить свое уважение славному полководцу. Говорят, что в те времена, когда маршал Толбухин командовал войсками Закавказского военного округа, он побывал как-то на этой самой улице, обнял своих бывших солдат и, хотя спешил, все же не отказался от пур-марили, то есть хлеба-соли, и от чарки отменного фамильного вина. Рассказывают, будто сам маршал Толбухин... Можно не сомневаться, что история эта весьма интересна, как, впрочем, и многие другие здешние легенды. Но Грише Яранцеву сейчас, извините, не до легенд...

Впрочем, чего уж тут извиняться — рядовой Яранцев сейчас на посту, он часовой, и ему нельзя ничем посторонним отвлекаться. В другое время — пожалуйста. Гриша — человек любознательный и вовсе не прочь познакомиться с местным фольклором, но в данный момент... Правда, могут заметить, что Яранцев уже и так отвлекся — солдата на пост поставили, а он, видите ли, любуется здешними красотами... А раз любуется, — значит, и впрямь отвлекается. Вроде бы и логично и все же несправедливо, потому что часовой Яранцев Г. В. никакими красотами и не любовался вовсе, а просто-напросто обозревал местность. Правда, могло показаться, будто часовой уж слишком долго смотрит на то, что не имеет непосредственного отношения к охраняемому объекту. Но это «слишком долго» возникло, несомненно, из-за длинного рассказа.

Рассказано длинно, а совершилось-то все в считанные секунды. Человек повернул голову влево и увидел горы. Повернул голову вправо и увидел холмы, мост, реку и город на том берегу — и на это ушла секунда. Разве только на одной точке в городе взгляд Яранцева задержался чуть подольше — ну, допустим, секунды на полторы. Эта точка — торговая: киоск по продаже сувениров.

2

Вероятно, оттого, что киоск этот предназначен для торговли вещами в общем-то необычными, он и сам необычен и заметно отличается от других, тоже весьма своеобразных киосков и павильонов городка, и рисунком своим — что-то от устремленной к звезде ракеты и что-то от самой звезды, — и еще более раскраской: все семь цветов радуги плюс еще совершенно немыслимо рыжий цвет волос киоскерши.

Первое впечатление от киоска такое — будто он не взаправдашний, а декорация для съемки цветного широкоформатного фильма.

Гриша Яранцев так сперва и подумал. Ну, а поскольку киоск — просто декорация, а продавщица — киноактриса, Гриша и повел себя соответственно, то есть устроился поудобнее у