Фарран.

Он выглядит почти так же плохо, как после нашей драки, когда я навестила его в больнице. Но странно, на этот раз я на… Да, на чем я лежу и почему?

– Ты в порядке? – тихо интересуется он. Его голос звучит обеспокоенно.

Мой спонтанный кивок вызывает волны боли в голове, в горле пересохло.

– Прости меня, – говорит он. Его слова вызывают во мне страх. Я пытаюсь вспомнить, почему я здесь, когда он проводит рукой по своим коротким волосам. – Я не думал, что он зайдет так далеко. Слишком беспечно с моей стороны.

Давление в голове усиливается, и внезапно события последних нескольких часов обрушиваются на меня, словно потоки воды, постоянное движение которой разрушает плотину. Я пытаюсь встать и бороться с головокружением.

– Эйдан! Папа! – я издаю стон.

– Успокойся. Они в порядке. Оба. – Фарран тянется к моей спине, поддерживая.

Хорошо. На мгновение эти слова на самом деле успокаивают меня, затем я отталкиваю его руку.

– Вы солгали мне, вы знали, что папа не умер!

Дверь в другом конце комнаты открыта, звук тяжелых шагов бьет по голове.

– Сэр, соколы напали на воронов Инглвуда!

– Этого следовало ожидать, – Фарран поворачивается к мужчине.

Я быстро осматриваю его форму – «Охрана воронов Инглвуда» – и затем разглядываю техническое оборудование, металлическую кушетку, на которой я сижу. Когда оборачиваюсь, толстый шлем с черным козырьком бросается в глаза. Дрожь бежит по позвоночнику. Серебряные ремни висят справа от меня. Я беру один в руку и смотрю на него.

– Встретимся там через несколько минут, Стивенс. Дайте Каллахану знать. Он будет руководить операцией, пока я не прибуду, – дверь закрывается, и я краем глаза замечаю, что он поворачивается в мою сторону.

Серебряный ремень вафлеподобной структуры, тяжелая упругая сердцевина.

– Что это? – спрашиваю я, протягивая ему. Рука дрожит от гнева. Он вздыхает.

– Стекловолокно с пластиковым покрытием, усиленное изнутри тонкими стальными проволоками. Пожалуйста, не вини себя за неудачу. Даже Якоб не смог бы разорвать их с помощью телекинеза. И прежде чем судить меня, знай, это не моя работа, а наследство от отца.

Он выплевывает последнее слово, будто оно имеет испорченный вкус. Тревожные сирены теперь слышатся в подвале, но он так спокойно стоит передо мной и смотрит, словно владеет всем временем мира. Медленно туман рассеивается в голове, а потом я просто выдаю это:

– Вы результат генетических экспериментов Кейрана Хипа, не так ли? Вот почему у вас столько способностей. Несколько часов назад, когда я бесчеловечно назвала вас монстром, вы очень разозлились. Вот о чем идет речь, – я с отвращением указываю на диван и приборы вокруг, – Хип видел в вас чудовище. – На его лице мелькает грустная улыбка, настолько быстро, что я сомневаюсь, не показалось ли мне. – Почему он не гордился вами?

Фарран глубоко вздыхает.

– Знаешь ли ты, что произойдет, если скрестить лошадь с ослом? – Его глаза приобретают металлический блеск, я даже немного отклоняюсь назад. – В результате получается гибрид, существо, которое может обладать различными способностями, оно лучше родительских видов, но является мутантом, потому что утрачивает способность… размножаться.

Щеки становятся горячими, и я быстро опускаю голову.

– Мне было тринадцать, когда я узнал об этом. Чуть позже Хип захотел закончить эксперимент.

– Закончить?

– Убить меня. Ликвидировать. – Я прикусываю нижнюю губу, не знаю, что сказать о подобной чудовищности, но он уже продолжает дальше. Его голос звучит монотонно издалека, словно он сам отдаляется от своих слов: – В детстве мне позволяли выходить из этой комнаты под строгой охраной, но не более чем на два часа в день, чтобы отправиться в парк Инглвудских воронов. Только горстка сотрудников, которые участвовали в экспериментах Кейрана, жили здесь, в доме. Он платил им королевскую зарплату за молчание… – он колеблется и вздыхает, – о творящемся здесь безумии.

Я чувствую кровь на губе. В голове возникает образ маленького мальчика, прикованного к металлу, на котором я сижу, беспомощного, подверженного пыткам отца. Если это вообще его биологический отец.

– Почему Кейран поступил так? – шепчу я. Мне не хватает смелости взглянуть на него. Вместо этого я рассматриваю его тонкие руки, которые он теперь сжимает в кулаки.

– Кейран был не просто исключительно талантливым телекинетом. Вопрос о том, откуда взялся его дар и как его можно применить в жизни, занимал его все время. Хип стал блестящим генетиком и опередил свое время на десятилетия. Осознав, что его дар был случайностью природы, простым изменением в наследственном материале, он направил все свои усилия на то, чтобы найти других людей с врожденными, экстраординарными способностями и немного помочь им. Если верить записям, которые Кейран вел обо мне, он уже тогда разработал методы редактирования геномов высших организмов.

– Следует признать, что биология – не самый любимый мой предмет.

Он улыбается, когда видит мой пустой взгляд, и его голос снова принимает мелодичный тон наставника:

– Проще говоря, он манипулировал извлеченной яйцеклеткой моей матери и генами других талантливых эмбрионов. Знаешь, как выглядит нить ДНК? – Я киваю. – Думай об этом как о разрезании цепи в определенной последовательности и перезаписи генетической информации другими энзимами на этом этапе. Как набор данных в программном обеспечении. Затем он вставил оплодотворенную яйцеклетку моей матери обратно.

Температура в комнате внезапно становится заметно ниже.

– А ваша мать добровольно участвовала во всем этом? Даже когда он запер и мучил ребенка?

– Мэри Фарран восхищалась им и любила моего отца до такой степени, что это оглушило ее. Однако сначала она была единственной, кто показал мне нечто, похожее на привязанность, – Фион потирает подбородок, – но со временем, наверное, ей это надоело. Или, может быть, она просто не могла справиться с тем фактом, что Кейран не видел в ней ничего, кроме донора яйцеклеток. Во всяком случае, она покончила с собой, когда мне было семь.

Мой бог! Я думаю о маме, как сильно я всегда жаловалась на ее гиперопеку, и вдруг чувствую себя несчастной. Сотовый телефон Фаррана начинает гудеть, он достает его из кармана, что-то печатает и кладет обратно, не говоря ни слова. Его плечи напряжены. Ему нужно идти. Но у меня все еще так много вопросов.

– Что насчет вашего отца? Он собирался убить вас?

Дарвин на шаг впереди. Кейран В. Хип мертв.

Волосы встают дыбом на затылке. Я раздумываю, почему он выбрал эту анаграмму для пароля.

– Я убил его на четырнадцатый день рождения, когда он попытался сделать мне укол с ядом кураре. Хип не знал, что я изучил его дневниковые записи. Он хотел заставить меня поверить в то, что это будет ежедневная доза витаминов.