Я был первым. Тико усадил меня на песчаный берег рядом с каноэ. Вместе со своим веселым братом, Луло, они закурили сигареты и принялись окуривать припухлость, похожую на нарыв. Казалось, что внутри и правда что-то шевелится.

«Никотин вытягивает их, – пояснил Тико. – Пару минут, и ты сам все увидишь».

Кевин и Луло держали мне голову, пока Тико пальцами выдавливал нарыв. От боли я прикусил губу. Тико надавил сильнее, и из моего лба словно пробка вылетел червь. Кевин взглянул на него с отвращением. Тико нажал еще раз, и теперь уже я увидел червя, который лежал у Тико на ладони. Он был жирным, весь в черно-белых точках. Он все еще был жив.

Следующим был Кевин, но он оказался сильнее, чем я, и никто его не держал. Они снова окурили нарыв, а Тико начал прижимать и давить припухлость. Червь, извиваясь, медленно выходил из шеи Кевина. Он был больше, чем тот, которого Тико извлек у меня изо лба. Выглядел он просто отвратительно и напоминал длинную белую ленту жира. Я сразу подумал о том, что все это время живые черви ели нас изнутри…

Несколько недель спустя из моего тела извлекли еще с дюжину червей. На этот раз мной занялся доктор из Сан-Паулу, который использовал для этих целей нож и иглу. На следующий день рано утром к нам пришел командир, чтобы сообщить о том, что нас ждет самолет до Ла-Паса, который отправится туда в одиннадцать часов. Мы собрали наши немногочисленные пожитки и попрощались с владелицей отеля, которая отказалась взять с нас деньги за проживание и выписала нам чек лишь на половину той суммы, которую мы потратили в кафе. Дружелюбный сосед принес нам целую сумку манго. Нет ничего вкуснее, чем манго из Рурренабака.

С нами пришел попрощаться и Тико, который, как обычно, был скуп на эмоции. Я не мог выразить словами то, что я чувствовал к нему, и пообещал себе когда-нибудь вернуться и навестить его. На военном грузовике мы добрались до аэропорта. Терминал состоял из отдельно стоящего здания за чертой города и длинной неасфальтированной взлетно-посадочной полосы.

Народу было много. В терминале толпились пассажиры с билетами на вчерашний и на сегодняшний рейсы, и поскольку было ясно, что все они не влезут в один самолет, они ожесточенно спорили. На следующий день было Рождество, поэтому они хотели вернуться домой к своим семьям. Когда самолет подлетел к терминалу, все начали кричать и толкаться. Командир провел нас через толпу прямо к двери самолета и распрощался с нами. Пилот пригласил нас подняться на борт.

«Счастливо, капитан. Прощай, Рурренабак. Никогда тебя не забуду».

В Ла-Пасе мы взяли такси до отеля «Розарио». Мы с нетерпением ждали встречи с Маркусом. Он сойдет с ума, когда услышит, что произошло с нами, и наверняка у него самого есть что рассказать. Интересно, а Карл тоже здесь? Нам поскорей хотелось открыто расспросить его обо всем.

Кевин забежал в отель, но через несколько минут вышел. Лицо его было мрачным. Карл и Маркус до сих пор не вернулись.

«Не могу поверить, что все рейсы из Аполо отменили из-за дождя, – сказал он. – Мы прилетели из Рурренабака, а там дожди льют не меньше».

Что, черт возьми, с ними случилось? Они шли по безопасному маршруту, у них с собой было ружье, патроны, нож и тент. Что вообще могло произойти? Я самостоятельно отправился в посольство Израиля, где меня очень тепло встретили: обняли и расцеловали. На лицах чиновников блестели слезы радости. Они не знали, что сказать.

«Сначала позвоните родителям», – посоветовал мне консул.

Секретарь соединил меня с ними, и вскоре на другом конце я услышал голос отца.

«Пап, это я, Йоси. Со мной все в порядке. Я в безопасности».

По его голосу в телефонной трубке я прочитал все его эмоции. «Никогда так больше не делай», – сказал он строго и передал трубку маме. Она плакала. «Я больше так не могу. Я хочу увидеть тебя. Приезжай домой. Приезжай сейчас же, Йоси».

«Все хорошо, мам. Я скоро вернусь. Вам больше не о чем беспокоиться».

Мы все немного успокоились, и я поклялся, что не лгу. «Честное слово, я не ранен и не болен. Все хорошо. Я знаю, что вам пришлось тяжелее, чем мне».

Дом престарелых, принадлежащий еврейской общине, практически пустовал, и консул разрешил Кевину пожить там. Бабуля проверила наши документы и отвела нас в комнату.

«Оставь свои пустые разговоры, Бабуля. Я знаю правила».

Очевидно, она меня не узнала.

Курьер доставил мне письмо, в котором было описано то, как моя семья переживала все случившееся со мной.

Рамат Ган,

23 декабря

…Консульский отдел Министерства иностранных дел уведомил родителей о том, что с тобой произошел несчастный случай во время сплава на плоту по реке где-то в окрестностях джунглей. Они сказали, что твой американский друг сообщил о случившемся в посольство одиннадцать дней спустя после происшествия, поэтому я думал, что ты пропал без вести около двенадцати дней назад. Я попытался подбодрить родителей. Я знаю, что ты отличный пловец и не теряешь голову в чрезвычайных ситуациях. Я старался убедить в этом родителей.

На следующий день мы позвонили в посольство Израиля в Ла-Пасе, и там нам сказали, что все случилось первого декабря и тебя нет уже восемнадцать дней. Для нас это стало огромным шоком. Отец буквально сломался и не переставал рыдать, тогда мама решила взять все на себя и попыталась помочь ему прийти в себя, но она и сама постоянно уходила к себе в комнату и в одиночестве плакала. С тех пор, как до нас дошли эти печальные известия, в доме постоянно были гости, которые старались поддержать нас. Мама у нас – настоящий герой, даже в такое время она не переставала угощать гостей кофе с пирожными. Она сдерживала слезы, поскольку не хотела, чтобы все выглядело так, словно мы уже потеряли надежду и оплакиваем тебя.

Я старался скрыть свои чувства, но каждый раз, когда к нам приходили гости, они просили читать твое письмо. Это было невыносимо, я едва сдерживал слезы. И родителям, и мне, и всей семье, и всем нашим друзьям было невероятно тяжело.

Хуже всего было то, что мы чувствовали себя абсолютно беспомощными. Мы хотели помочь тебе, помочь в поисках, предпринять хоть что-нибудь, но ничего не могли сделать. Отец позвонил друзьям, у которых были связи в Боливии. Они даже связались с Моссадом. Комиссар израильской полиции лично позвонил в Интерпол и отделение боливийской полиции.

Я собирался полететь в Ла-Пас, чтобы удостовериться, что поисковые отряды продолжают искать тебя, и, возможно, даже присоединиться к ним, но отец боялся потерять и второго сына.

Чем больше времени это тянулось, тем сложнее было родителям. Отец потерял всякую надежду, а маму начали одолевать сомнения. Я верил, что ты все еще жив, но я боялся представить, в каком ты состоянии. Папины друзья сказали, что найти в тех местах тебя будет невозможно, и тебе самому придется добираться до цивилизации. Все это случилось накануне Хануки, и нам оставалось лишь молить о чуде.

Чудо случилось в понедельник. На второй день зажигания свечей до нас дошли хорошие вести. Было двадцать первое декабря. Израильское посольство в Ла-Пасе позвонило нам в половине первого ночи и сообщило, что ты нашелся.