Тетушки ворчат, что в доме подняли невозможную суматоху, но, когда Кайли с Антонией тискают их, чмокают в щечку и твердят, как любят их и всегда будут любить, лица тетушек расплываются в улыбку. Тетушкам рекомендовали не волноваться насчет того, что из Кембриджа к ним выехал на автобусе Скотт Моррисон, так как он едет со спальным мешком и спать будет по-походному, на полу в гостиной, — они просто не заметят его присутствия, что, кстати, относится и к двум его университетским товарищам, которых он везет с собой.

Из кошачьей оравы сейчас остался в живых один Ворон, да и тот до того одряхлел, что поднимается на ноги, лишь когда надо доплестись до плошки с кормом. Остальное время он проводит, свернувшись на персональной шелковой подушке, положенной на кухонный табурет. Один глаз у Ворона больше не открывается, здоровый же глаз устремлен в данную минуту на индейку, которая остывает на керамическом блюде в центре деревянного стола. Чувака держат в мансарде — Бен сейчас угощает его там последними морковками с огорода, — поскольку известно, что Ворону случалось хватать крольчат, зазевавшихся на капустных грядках, и сжирать их за милую душу!

— Даже и не мечтай! — сообщает коту Джиллиан, перехватив его взгляд, устремленный на индейку, но стоит ей отвернуться, как Салли отщипывает кусочек белого мяса, к которому сама не притронется ни за какие коврижки, и скармливает его старому Ворону с руки.

Тетушки привыкли заказывать себе на дом в День благодарения готовую жареную курицу из кулинарии. Один раз обошлись замороженным традиционным обедом, который оставалось лишь разогреть; в другой раз решили, что ну его, этот дурацкий праздник, и приготовили себе прекрасное тушеное мясо. То же самое собирались повторить и в этом году, но племянницы в один голос заявили, что на праздники нагрянут к ним в гости.

— Да пусть их, стряпают, — убеждает тетушка Джет сестру, которая терпеть не может, когда стучат и гремят кастрюлями да сковородками. — Для них это развлечение.

Салли, стоя у раковины, моет давилку для картофеля — ту самую, которой пользовалась еще в детстве, когда внедрила в домашний обиход диетические обеды. Ей видно из окна, как Антония и Кайли носятся по двору, прогоняя белок. На Антонии — старый свитер Скотта Моррисона, перекрашенный в черный цвет; он до того велик ей, что, когда она, пугая белок, размахивает руками, впечатление такое, будто руки в вязаных рукавах отросли у нее до колен. Кайли, обессилев от хохота, вынуждена присесть на землю. Она показывает пальцем на одного зверька, который категорически отказывается уходить, — сварливого деда, который чихвостит Антонию на беличьем языке, доказывая, что это его огород, это он с самого лета следил, как наливаются вилки капусты, за которыми они нынче пожаловали!

— Забавные девицы, — говорит Джиллиан, подходя и становясь рядом с Салли. Она настроилась было еще поспорить насчет перца, но, видя, какое у сестры лицо, отказывается от этого намерения.

— Совсем взрослые стали, — роняет Салли невыразительным голосом.

— Да уж, — фыркает Джиллиан. Девочки гоняют беличьего деда по кругу. Они с визгом обнимаются, когда зверек, вскочив внезапно на калитку, воинственно буравит их оттуда глазками. — Зрелые дамы, сразу видно!

В первых числах октября Джиллиан получила наконец известие из прокуратуры города Тусона. Больше двух месяцев сестры ждали, что-то предпримет Гэри Халлет в связи с информацией, которую предоставила ему Салли; ходили понурые и со всеми, исключая друг друга, держались отчужденно. И вот в конце концов пришло письмо — заказное, подписанное неким Арно Уильямсом. Джеймс Хокинс, писал он, погиб. Тело его обнаружили в пустыне, где он, судя по всему, на много месяцев залег на дно и, очевидно, в состоянии алкогольного опьянения угодил в им же разложенный костер, обгорев при этом до неузнаваемости. Единственной приметой, по которой удалось установить его личность, когда тело доставили в морг, был серебряный, несколько оплавленный в огне перстень, каковой он и отправляет Джиллиан установленным порядком, как и удостоверенный чек на восемьсот долларов от продажи изъятого у нее «Олдсмобиля», так как одну ее при регистрации машины Джеймс Хокинс указал в графе «Ближайшие родственники» — чем, по сути дела, не слишком погрешил против действительности.

— Гэри Халлета работа, — без колебаний объявила Джиллиан. — Надел кольцо на палец какому-то неопознанному покойнику. Ты понимаешь, надеюсь, о чем это свидетельствует?

— Просто хотел, чтобы все совершилось по справедливости, что и произошло.

— Просто попался со всеми потрохами в твои сети! — Джиллиан, судя по всему, была не в состоянии оставить эту тему. — А ты — в его!

— Перестань, слышишь? — сказала Салли.

Она отказывалась думать о Гэри! Категорически! Пришлось потереть себе грудь там, где сердце, и, захватив двумя пальцами запястье левой руки, проверить пульс. Пусть Джиллиан говорит что хочет, а со здоровьем у нее определенно неблагополучно. Сердце бьется неровно, то частит, то замирает, и если это не симптом болезни, тогда что же?

Джиллиан, видя, какое плачевное зрелище являет собой ее сестра, в изнеможении покрутила головой.

— Ничего ты не понимаешь. Думаешь, это сердечные приступы у тебя? Да это же любовь! — выкрикнула она весело. — Вот так ее и ощущают!

— Заладила, — сказала Салли. — Не воображай, пожалуйста, будто ты все на свете знаешь, потому что, позволь тебе заметить, ты очень ошибаешься.

Однако кое-что Джиллиан все-таки знала наверняка, и потому в первую же субботу они с Беном Фраем поженились. То была скромная церемония в городской ратуше — новобрачные не обменивались кольцами, зато прямо у стола в зале регистрации обменялись таким долгим поцелуем, что им вежливо предложили выйти. На этот раз Джиллиан воспринимает замужество по-иному.

— Четыре — счастливое число! — говорит она, когда ее спрашивают, в чем секрет счастливого брака, но это просто отговорка. Если серьезно, она знает теперь, что любовь лишь возрастает, когда ты сохраняешь себя как личность, и это — предписание, от которого нельзя отступать.

Салли идет к холодильнику взять молока для пюре, хотя уверена, что Джиллиан, став с недавнего времени кладезем разнообразных познаний, начнет советовать ей готовить пюре на воде. Добираясь до пакета с молоком, Салли передвигает кое-что на полке, и при этом с одной плоской кастрюльки съезжает крышка.

— Ты гляди! — говорит она Джиллиан. — До сих пор ворожат!

В кастрюльке лежит голубиное сердечко, пронзенное семью булавками.

Джиллиан подходит посмотреть.

— Готовят кому-то приворот, ясное дело! Салли аккуратно опускает крышку на место.

— Интересно, как у нее сложилась судьба.

Джиллиан знает, что сестра говорит о девушке из магазина аптекарских товаров.

— Я тоже о ней думала, когда у меня начинались неурядицы, — признается она. — Хотела написать ей, извиниться за то, что наговорила в тот день.

— Выбросилась из окна, чего доброго, — предполагает Салли. — Или может быть, утопилась в ванне.