Салли и Джиллиан забирают у девочек кастрюлю и опрокидывают ее, выливая щелок на землю, — правда, Джиллиан проделывает это зажмурясь. Мокрая земля шипит, нагреваясь, и по мере того, как варево просачивается вглубь, над нею собирается туманное облачко. В нем смешались цвета раскаяния и тоски, сизый цвет раннего утра и голубиного крыла.

— Отойдите! — велят им тетушки, потому что земля начинает пузыриться.

Снадобье разъедает корни колючего кустарника, растворяет камешки и козявок, кожу и кости. Все поспешно отступают назад, однако на том месте, куда ступила Кайли, творится что-то неладное.

— А, черт! — вырывается у Салли.

Прямо у Кайли под ногами почва смещается, уходит вниз, осыпается, как во время оползня. Кайли чувствует это, понимает — и не может шелохнуться. Она скользит, она проваливается в дыру, но в этот миг Антония хватает ее сзади за хвост рубашки и тянет к себе. Она выдергивает Кайли обратно с такой силой, что слышит, как что-то хрустнуло у нее в локтевом суставе.

Девочки стоят тяжело дыша, поеживаясь от страха. Джиллиан невольно вцепилась в плечо сестры, сжимая его так крепко, что Салли будет потом не один день ходить со следами ее пальцев. Но сейчас все они разом отшатываются назад. Поспешно и без всяких напоминаний. С того места, где должно, предположительно, находиться сердце Джимми, тянется вверх струйка кроваво-красного пара, злобный маленький смерч, который рассеивается, вступая в соприкосновение с воздухом.

— Это был он, — говорит Кайли о струйке ярко-красных испарений, и точно: в воздухе распространяется запах пива вперемешку с кремом для обуви; воздух накаляется, словно в пепельницу стряхнули столбик тлеющего пепла.

И вслед за тем — ничего. Абсолютно. Джиллиан сама не разберет, слезы ли текут у нее по щекам, или это дождь пошел.

— Вот теперь его действительно нет, — говорит ей Кайли.

Но тетушки — не из тех, кто полагается на авось. Они привезли с собой в большом чемодане два десятка голубовато-серых камней — того самого песчаника, который двести лет назад доставили к дому на улице Магнолий для Марии Оуэнс. Этим песчаником выложена дорожка в саду у тетушек, а лишние камни хранились все эти годы возле сарая, и их как раз хватит, чтобы выложить небольшую площадку на том месте, где росла сирень. Теперь, когда от колючей изгороди осталась одна зола, женщинам из семейства Оуэне не составляет труда выложить камни в круг на земле. Получится незатейливый внутренний дворик — а впрочем, на нем хватит места поставить металлический столик и четыре стула. Девочки по соседству будут спрашивать дома разрешения собираться здесь с подружками пить чай, а когда мать спросит их со смехом, чем же этот дворик лучше их собственного, станут уверять, что песчаник приносит счастье.

Не бывает таких камней, чтобы приносили счастье, скажет им мать. Допивай апельсиновый сок, доедай печенье, а чаепитие с подружками устраивай у себя во дворе. И все равно, когда мать отвернется, девочки потащат своих кукол, плюшевых мишек и игрушечную посуду на круглую площадку к Оуэнсам.

— За счастье! — шепотом провозгласят они тост, чокаясь понарошку чайными чашками.

— За счастье! — скажут они опять, когда на небе зажжется первая звездочка.

Есть люди, уверенные, что на каждый вопрос можно дать логический ответ; все для них подчинено определенному порядку, в строгом соответствии с данными чистого опыта. Но чем, скажите, как не счастливой звездой, объяснишь, что дождь принимается лить всерьез, только когда у женщин во дворе окончена работа? Под ногти у них набилась земля, плечи ломит с непривычки ворочать тяжелые камни. Антония и Кайли будут нынче спать крепким сном — как, впрочем, и тетушки, которым свойственно время от времени страдать бессонницей. Они проспят всю ночь напролет, не ведая, что во время этой грозы на Лонг-Айленде в двенадцати разных местах ударит молния. Спалит дотла дом в пригородном местечке Ист-Мелоу. В городке Лонг-Бич обуглит до костей любителя серфинга, который всегда только и ждал ураганного ветра и большой волны. Расщепит надвое трехсотлетний клен, что рос на спортплощадке, и его придется спилить, чтобы ненароком не задавил во время тренировки кого-нибудь из игроков «Малой лиги».

Лишь Салли и Джиллиан не спят, когда наступает пик грозы. Прогноз погоды не внушает им тревоги. Завтра газон будет завален сломанными сучьями, по улице будут перекатываться опрокинутые урны, но воздух будет тих и напоен ароматом. Можно будет при желании позавтракать и выпить кофе под открытым небом. Слушать, как щебечут воробьи, наперебой выпрашивая себе хлебных крошек.

— Тетушки были вроде бы меньше разочарованы, чем я ожидала, — говорит Джиллиан. — В отношении меня.

Дождь зарядил во всю мочь, дочиста отмывая серо-голубые камни на заднем дворе.

— Глупо было бы с их стороны разочароваться, — говорит Салли. Она продевает руку под локоть сестры и думает, что, возможно, в самом деле верит тому, что сказала. — А глупыми тетушек уж точно не назовешь.

Сегодня внимание Салли и Джиллиан поглощено дождем; завтра их будет занимать синева безоблачного неба. Они будут стараться исполнять, что в их силах, но в то же время останутся навсегда теми же, кем были когда-то — теми девочками в черных пальтишках, которые, ступая по палой листве, шли к дому, непроницаемому для взгляда сквозь оконное стекло что изнутри, что снаружи. В сумерки им неизменно будут вспоминаться женщины, готовые пойти на все ради любви. И обнаружится в конечном счете, что все-таки это для них самое лучшее время дня. Час, в который к ним вновь приходит то, чему их учили тетушки. Час, за который стоит благодарить судьбу.

На поля по окраинам городка намело багряную листву; оголенные деревья чернеют корявыми стволами. Трава на лугах поседела от инея; из печных труб поднимается дым. В парке, что в самом центре города, лебеди прячут голову под крыло, ища тепла и уюта. На огородах все уже убрано с грядок, не считая тех, что во дворе у Оуэнсов. Там все еще растет капуста, — правда, сегодня утром несколько кочанов снимут и отварят в бульоне. А вот картошка уже вырыта, сварена и размята — осталось посолить, поперчить и добавить веточку розмарина, что растет у самой калитки. Белая с синим узором миска для подачи пюре на стол чисто вымыта и сушится на полке.

— Не надо класть столько перца, — говорит сестре Джиллиан.

— Меня, наверное, можно не учить, как готовят пюре!

Картофельное пюре в День благодарения Салли готовит каждый год, с тех пор как поселилась отдельно от тетушек. И орудует сейчас с полным знанием дела, хотя утварь на этой кухне допотопная и местами тронута ржавчиной. Но Джиллиан, понятно, стала новым человеком и берется давать советы, даже когда не знает толком, о чем идет речь!

— Ну, в том, что касается перца, я разбираюсь, — упорствует Джиллиан. — Ты кладешь слишком много.

— А я разбираюсь в том, что касается картошки, — отвечает Салли, чем, с ее точки зрения, вопрос исчерпан, особенно если они рассчитывают поспеть с обедом к трем часам.

Они прибыли накануне поздно вечером; Бен и Джиллиан расположились в мансарде, Кайли с Антонией поделили между собой комнату, которая прежде служила библиотекой; Салли поместилась на раскладушке в холодном закутке возле черного хода. Отопление в доме не работает, и потому на свет божий извлекли все перины, во всех каминах разожгли огонь и вызвали мистера Дженкинса, местного истопника, устранять неисправность. Мистеру Дженкинсу меньше всего улыбается покидать в это праздничное утро насиженное местечко в мягком кресле, и все же, так как звонить ему пошла тетушка Фрэнсис, никто не сомневался, что к полудню мистер Дженкинс явится как миленький.