Я покачала головой.

— Я никогда больше не буду писать.

— Пообещайте не делать этого.

— У меня больше не получится находить удовольствие в размышлениях о любви и дружбе. Несомненно, все читатели на свете прекрасно обойдутся без очередной нелепой истории о мужчине и женщине, которые встретились и с первого взгляда полюбили друг друга.

— Так расскажите им о другом. Расскажите о мужчине и женщине, которые с первого взгляда возненавидели друг друга.

— Возненавидели?

— Они познакомились и стали презирать друг друга. Затем, со временем, когда проявились их подлинные натуры, они начали восхищаться друг другом…

— …по мере того как преодолевали свою гордость…

— …и предубеждение.

Он взял меня за руки. Его понимающий взгляд встретился с моим.

— Эта история уже написана, верно? И лежит в вашем сундучке? «Первые впечатления» — кажется, так вы назвали ее?

— Я сочинила подобную историю много лет назад, но она нуждается в переделке и сокращении и… и у меня не хватает духу.

— Почему?

— Потому что я знаю, как она должна окончиться.

— Не соглашайтесь с этим финалом. Станьте богом. Подарите нам еще одну остроумную, романтическую историю Джейн Остин, с такой концовкой, какую сами изберете.

— Джейн! — крикнула Кассандра, и в ее голосе слышалось извинение. — Кучер готов. Уже поздно, нам пора в путь.

— Иду.

Кассандра исчезла в доме. Я повернулась к мистеру Эшфорду. Мы глубоко заглянули друг другу в глаза. Затем бросились в объятия друг друга.

— Мы больше никогда не увидимся? — спросил он.

Я почувствовала его слезы на своей щеке.

— Я буду видеть вас в воображении. И во сне.

— Я буду хранить вас в сердце, Джейн. Каждый день, каждый час, весь остаток жизни.

Он обратил ко мне лицо и крепко поцеловал меня.

Мне хотелось, чтобы поцелуй длился вечно.

— Прощайте, любовь моя, — сказала я.

— Прощайте, — прошептал он.

Я повернулась и убежала, и в сердце моем было столько боли, что я не понимала, почему оно все еще бьется.

Я больше никогда не видела мистера Эшфорда. Я не бывала в Дербишире и избегала окрестностей его дома в Мейфэре, когда приезжала в город. Я знала только, что он женился. Предполагаю, финансовая катастрофа его семьи была предотвращена этим браком, поскольку слухи о нависшей над ними угрозе больше не распространялись.

Генри, Кассандра и Элиза — единственные, кто был посвящен в наши отношения с мистером Эшфордом, — разделяли мое мнение, что лучше всего ни с кем не обсуждать эту историю, а, напротив, вести себя так, словно ничего не произошло. Мы понимали, что любое упоминание о моей связи с ним — и особенно о причине, по которой эта связь оказалась расторгнута, — может пролить свет на финансовые затруднения Эшфордов и тем самым, вероятно, вызвать замешательство всей их семьи.

Что до меня самой, я знала, что не вынесу сочувственных взглядов и замечаний, которые, несомненно, последуют, если подробности этого романа когда-нибудь станут известны. Поверхностный рассказ может выставить кого-то из влюбленных в невыгодном свете и никогда даже отчасти не раскроет истинных чувств, лежавших в его основе. Я решила, что лучше казаться старой девой, не знавшей любви, чем нелепой трагической фигурой, которая осмелилась полюбить человека выше себя и проиграла.

Генри сделал вид, что сам нашел издателя для «Чувства и чувствительности» и дал денег на публикацию. Алетия, которая знала лишь о моем знакомстве с семьей Черчилль, как-то осведомилась о них несколько лет спустя, но сей предмет скоро был забыт.

Я получила короткую записку от мистера Эшфорда после публикации «Гордости и предубеждения». Его теплые поздравления вызвали слезы на моих глазах и боль в сердце. Я сожгла письмо, о чем потом пожалела. У меня ничего не осталось от него, кроме воспоминаний и рубинового кольца.

Таким образом, история мистера Эшфорда — моего мистера Эшфорда — была забыта. Так лучше, думала я, как для сохранения репутации всех заинтересованных сторон, так и для литературы, ведь много ли проку в повести о разбитом сердце? Любовная история, достойная рассказа, должна кончаться счастливо, не так ли?

Так мне казалось раньше.

Но теперь я считаю иначе — теперь, когда я увидела, как, претерпев все превратности жизни, мои племянники и племянницы выросли в прекрасных молодых мужчин и женщин, многие из которых уже вступили в брак. Теперь, когда я утратила истинную любовь, но отыскала ее в своей работе. Теперь, когда я выпустила в мир четыре книги, четыре любимых детища, где они снискали успех больший, чем я когда-либо смела ожидать. Теперь, когда порой мне не хватает сил, чтобы отправиться на прогулку, и все же я неизменно в состоянии держать перо. Теперь, когда я верю, что во всем на свете есть свое счастье, во всем, что хорошо и приятно, равно как и во всем, что печально и горько.

Я больше не страшусь разоблачения неудач, как своих, так и чужих. Со временем я поняла, что в правде нет позора, а есть одна лишь свобода и что каждая история имеет право когда-нибудь быть рассказанной.

2 января 1817 года

«Чувство и чувствительность», опубликованное в октябре 1811 года, было прекрасно принято критиками и читателями. К июлю 1813 года все копии первого издания оказались распроданы, не только покрыв первоначальные издержки, но и обеспечив автору прибыль около 140 фунтов, после чего в печать вышло второе издание. Вдохновленная успехом, в 1812 году Джейн Остин предложила опубликовать заново переработанные «Первые впечатления», ныне прославленные под заголовком «Гордость и предубеждение». Эджертон, несомненно распознавший потенциальный бестселлер, выкупил авторские права, заплатив за них 110 фунтов.

Все четыре романа Джейн Остин, выпущенные при ее жизни (другие два — «Мэнсфилд-парк» и «Эмма»), были опубликованы анонимно.

В первые месяцы 1816 года Джейн Остин начала страдать от неизвестной болезни, которая, по-видимому, периодически давала о себе знать и следующие полтора года. В начале июня 1816 года Джейн отправилась в курортный город Челтнем на воды, но если те и оказали целебное воздействие, то продлилось оно недолго. 18 июля 1816 года Джейн закончила «Доводы рассудка», которые, по-видимому, намеревалась назвать «Эллиоты». Она провела три недели, переписывая конец, после чего отложила книгу. Насколько ранее было известно, более она не писала до января 1817 года, когда приступила к своей последней, незаконченной работе — блестящему отрывку «Сэндитон».

Несмотря на ухудшение здоровья, в случае Джейн Остин, писательницы столь энергичной (после переезда в Чотон она написала или переписала шесть книг за семь лет), молчание последних пяти месяцев 1816 года сложно объяснить. Почему она не отправила «Доводы рассудка» издателю? Работала ли она над чем-нибудь, и если да, то над чем?