Опять затирлинькало. Прямо по мозгам...

Только недавно купленный, взамен утраченного на зимней дороге, аппарат отрабатывал свои задачи на все сто. Он, сволочь, оргазмируя от счастья быть полезным, мелко дрожал в припадках вибрации, ритмично помигивал экраном, ревел динамиком.

Из-под тёплого, уютного одеяла наружу, в прохладу комнаты, выскользнула рука. Неуверенный спросонья палец принялся вкривь и вкось скользить по экрану, никак не желая совершить простое движение. Что и говорить, задача для сонного человека оказалась довольно сложной. Производители специально сделали иконку отключения в виде старинного будильника так, что её надо было протащить, не отрывая палец, через две трети экрана. А для этого нужно хотя бы сконцентрироваться на происходящем или приноровиться к тонкостям настройки.

Наконец, получилось. Смартфон заткнулся, словно в отместку высветив напоследок «04.55». Ага, самое время для утренних побудок... Интересно, чья шутка? Антона или Фрола Карповича? Или Лана с Александросом веселятся?

... Египет... Каир... Рамка... Идиотский наряд... Дыра в земле... Женский голос, азартно интересующийся: «Ну а мы чего ждём?» ... Серый коридор... Камни...

Иванова словно током ударило. Одеяло отлетело в сторону, тело вскочило, в голове прояснилось. Взгляд скользнул вправо, влево — он дома, на диване спал. Теперь проснулся. Подбежал к выключателю, щёлкнул. Вспыхнула люстра, демонстрируя обалдевшему парню его собственную берлогу. Чистенькую, скромную, привычную.

— А где все?.. — чувствуя себя дураком, пробормотал ошалевший от таких перемен Серёга. — Как я сюда... Где, вообще... Ма-а-а-ша-а-а!!! — в исступлении заорал бывший инспектор, не в силах справиться с накатившей паникой.

Как же так? Он же сейчас в Египте, под землёй, у развалин древнего города? Или не у развалин, а поблизости? Да какая разница?! Главное — не тут, а за тысячи километров. А если...

Не придумав ничего умнее, Иванов укусил себя за палец. Честно укусил. Без жалости.

Чёрт, больно! На фаланге моментально проступили следы укуса.

Значит, не сон.

Однако в глубине души у Сергея, даже после болевой демонстрации реальности происходящего, всё ещё оставались сомнения. Не бывает так, чтобы у человека из памяти кусок жизни пропал — а он ни сном, ни духом. Хотя... тут вспомнился маленький, сам по себе ничего не значащий эпизод из его службы в Департаменте Управления Душами. Тот, когда они с Тохой придурка с колдовской тетрадью поймали. Пашкой звался. Неприятный тип. Фрол Карпович ему тогда воспоминания собственноручно подкорректировал, попросту удалив нужный по времени кусок. Швец его специально для этого вызывал. Вот только на какой срок? На сутки? На месяц?

И сразу, без запинок, вспомнилось: на неделю.

Настроение из панического понемногу становилось раздражённо-испуганным. Это чего же он, Серёга, мог такого наворотить, раз ему последние деньки вытерли? Или увидеть?

А внутренний голос гаденько подзуживал: «Вполне мог... В могильник ведь первым полез, первым пошёл, дурачок. Лишнее увидел... Там тайн, — по коже словно мороз продрал, — наверняка выше крыши обнаружили. Свидетелей и зачистили. Таким вот способом. Гуманным».

Тряхнув головой, Иванов попытался прогнать сумбурные мысли. Сначала надо с Машей поговорить, Лане позвонить. Фактами своё путаное положение прояснить, а не фантазии на домыслы умножать.

— Ма-а-ша! — снова крикнул (уже несколько тише) бывший инспектор. — Ма-а-ш!

— Ну чего тебе не спится? — из темноты коридора показалась слегка растрёпанная спросонья, позёвывающая кицунэ. — Что случилось?

Серёга просиял, глядя на такую домашнюю, такую привычную, такую добрую и отзывчивую домохранительницу, беспардонно поднятую им с постели, одетую, как обычно — в весьма коротенькую ночную рубашку, демонстрирующую стройные, ухоженные ноги, обутые в мягкие, весёленькие тапочки в форме крольчат.

— Маш, скажи, а когда я из Египта вернулся? С кем? — выпалил бывший инспектор на одном дыхании. — Что потом было?

— Из Египта? — переспросила, позёвывая, девушка. — Вернулся? Да...

— Когда? С кем?

— Не знаю, — расстроенно ответила кицунэ, огорчённо уставившись в пол.

Знакомая поза. Маша всегда так поступает в минуты вины или огорчений. Значит, ей действительно ничего не известно. Почему? Это же домовая! Она в своём доме знает всё, а уж приход и уход хозяина — всегда!

Или ей тоже память стёрли?

Поражённый последней мыслью, Иванов обратился к девушке мягко, словно к маленькому ребёнку:

— Ты помнишь, как я уезжал за границу?

Радостные кивки в ответ.

— А что я сказал? Какую причину назвал?

Маша нахмурилась, вспоминая. Руки её принялись теребить перекинутую через плечо косу, мелко-мелко перебирая пальчиками по плетению. Старательно, почти по слогам, выдала:

— Ты сказал, что летишь в Египет, помогать Антону. Он там, вроде как, в кому впал, и тебе разрешили участвовать в операции по его спасению. Летишь с женщиной, к которой недавно ездил. У неё ещё имя сокращённое — Лана. Когда вернёшься — не сказал.

Слушая девушку, Серёга синхронно качал головой. Именно так всё и было — перед вылетом он постарался максимально обтекаемо посвятить кицунэ в подробности своего предстоящего путешествия. Без точных мест, без конкретных сроков, без рассказа об истинном положении дел с другом.

— А ты что? — продолжал докапываться до истины бывший инспектор.

— Плакала, — честно ответила домовая. — Потому что не поверила. Знаю я тебя. Головой рисковать летел, а мне ничего не рассказал.

Это, похоже, тоже было правдой. Перед его выходом из квартиры тот день Маша выглядела слишком заплаканной и обиженной. Некрасиво тогда получилось — Сергей позорно сбежал, стремясь уйти как можно дальше от неизбежных укоров и расспросов. Теперь стало стыдно...

— Ну а потом?

Кицунэ подняла на парня свои красивые, большие глаза, в которых сейчас плескалась... растерянность. Мило похлопала ресницами, едва приоткрыв ротик и недоумевая — ну в точности копируя какой-нибудь потешный, тематический анимэ-персонаж из тех, что обожают короткие юбочки, чрезвычайно милые и в такой же мере глупенькие, а ещё всегда и всему удивляются.

Руки, наконец-то, оставили косу в покое, скрестившись на груди.

— Не знаю... Не помню... Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?

— Нет, Машуля, ничего такого... иди спать, — устало вымолвил Иванов, возвращаясь к дивану.

Какой смысл её пытать расспросами? Наверняка ведь не помнит ничего. Но за что? Это же Машка — беззлобная и добрейшая мелкая нечисть! Мухи не обидит! А с ней так...

Она ведь по умолчанию ничего не могла увидеть! Хотя бы потому, что дома сидела. Разве что он по прилёту ей что-то ляпнул такое, за что им двоим мозги промыли.