– Понятия не имею, что это значит… По рукам?

– Раз уж нам все равно нечем заняться… По рукам. – Д’Аморе положил свои наличные к деньгам Данте.

Тот демонстративно размял пальцы – по крайней мере, те, которыми мог шевелить.

– О’кей. Вы много времени провели за границей, – наугад сказал он в качестве увертюры.

– И вы так решили, потому что…

– На вас не по сезону тяжелые ботинки, поцарапанные песком какой-то пустыни. Я немного разбираюсь в седиментологии. Царапины оставлены твердым кремнеземным песком, весьма похожим на египетский.

Д’Аморе невольно опустил глаза на свою обувь:

– Я ездил туда в отпуск.

Данте улыбнулся:

– Будь это так, вы бы мне об этом не сказали. Посмотрим… У вас побаливает левая рука.

Д’Аморе промолчал.

Данте снова улыбнулся:

– Вы напряглись. Значит, это важно… Люди, страдающие от хронической боли и от недавно возникшей боли, ведут себя по-разному. Я бы сказал, что хроническую боль переносят легче.

– Логично.

– Ваши боли хронические, во всяком случае мучают они вас давно. И раз уж вы признали, что работали за границей…

– Ничего я не признавал.

Данте ухмыльнулся:

– Ваши слова подтверждают мою правоту… Полагаю, что ваше возвращение на родину из песков и проблемы с плечом связаны. Военное ранение?

– Вы гадаете на кофейной гуще. Я забираю ваши деньги.

Данте прижал купюры к полу наконечником трости:

– Даже не пытайтесь. Проигрыш в азартной игре – это долг чести. Покажите ваши ладони.

– Зачем?

– Я хоть и не менталист, но хиромант. Ну же, ваши денежки меня так и манят.

Д’Аморе снял перчатки.

– Ни одной свежей мозоли. Сейчас вы занимаетесь сидячим трудом, – рассмотрев его ладони при свете неоновых ламп, сказал Данте. – Судя по указательному пальцу, вы нечастый гость на стрельбище. На пальце у Коломбы шишка куда заметнее.

– Вы сами сказали, что я канцелярская крыса.

– Но на ваших пальцах остались следы старых ожогов и порезов. Не знай я, с кем вы работаете, принял бы вас за повара или электрика. Но поваром вы никогда не были, верно?

– Да, – сказал Д’Аморе, и добродушное выражение впервые исчезло с его лица.

– Вы служили взрывотехником? Ошибись вы при планировании взрыва, вас бы здесь не было, но тот факт, что вы таки здесь, наводит на мысль о саперных работах. Но возможно, ошиблись не вы, – с некоторой неприязнью сказал Данте. – Возможно, вас ранило осколком, потому что кто-то другой перерезал не тот проводок. Вы чуть не погибли, а теперь носите браслет с Буддой – по-видимому, в качестве напоминания, что родились второй раз. Как бы реинкарнировались.

– Это не… – начал Д’Аморе.

– Тсс. Не нужно, – сказал Данте. И в объяснениях действительно уже не было необходимости: если раньше Д’Аморе превосходно владел собой, то теперь все его чувства отражались на его лице, и Данте без труда считывал их и вызывал. Дирижерскую палочку ему заменяли слова. – Извините, что пробудил неприятные воспоминания. Я не хотел, – с вызовом произнес он. – Теперь я вижу, что этот браслет предназначен для более тонкого запястья. Вам не помешало бы его удлинить. Ошибшийся взрывотехник был очень худощав. Или это была женщина? Ваша женщина?

– Можете забрать деньги. С меня хватит, – сказал Д’Аморе.

Данте вернул ему наличные:

– Мне ваши деньги не нужны. Я только хотел, чтобы вы поняли, что меня не проведете. И что если вы попытаетесь надуть Коломбу, я это замечу.

Д’Аморе хотел было возразить, но его рация запищала.

– Мы что-то нашли, – сказал ему по рации солдат.

– Иду, – ответил Д’Аморе. – Приятно было с вами побеседовать, господин Торре.

Данте самодовольно улыбнулся:

– Не сомневаюсь.

Зайдя в котельную, Д’Аморе увидел, что Коломба стоит перед канализационным стоком. Решетку сняли, и из стока вылезал грязный с ног до головы взрывотехник.

– «С-четыре», – сказал он, сняв шлем. – Хватит, чтоб взорвать полквартала. Они заминировали весь периметр больницы, чтобы похоронить нас под обломками бетона. И пока не найдем детонаторы, мы бессильны.

– Взрывчатка должна быть как-то подключена к стене палаты, в которой находится Барт, – сказала Коломба.

Взрывотехник покачал головой:

– Мы не нашли никакой связи с той стеной. Канализация идет в другом направлении.

Д’Аморе скривил рот.

– Дай взгляну, – сказал он, надевая противогаз.

Следующие полчаса он провел в канализации. Взяв на себя управление работами, он полз все дальше вперед по тесным туннелям. Наконец между двумя стоками он наткнулся на исчезающую в бетоне тонкую резиновую трубку и с помощью оптоволоконного кабеля определил, что трубка подключена к герметичной коробке величиной с телевизор.

– Вот ты где, кусок дерьма, – сказал он.

1

Резиновая трубочка соединяла коробку с зазором в стене палаты, где когда-то был заточен Данте. С огромной осторожностью и божьей помощью Д’Аморе закупорил трубку, перекрыв всасывание воздуха, и Барт, плача от боли в руках, опустила дрель. Военные один за другим изолировали подключенные к коробке провода и перенесли ее в бронированный грузовик. Когда ее открыл радиоуправляемый робот, внутри оказался детский воздушный шарик. В почти вакуумной среде он остался надутым – немногий воздух у него внутри расширился, – но, если бы коробку наполнил воздух, давление расплющило бы шар и привело в действие пассивный взрыватель.

– Я всякого повидал, но такие изощренные ловушки мне еще не попадались, – сказал Д’Аморе Коломбе. Было семь часов утра, и уже светало. – Боюсь даже представить, сколько времени ушло на монтаж всей этой конструкции.

– Времени у него вдоволь… – пробормотала Коломба. Скольким еще невинным людям сейчас грозит смертельная опасность?

– Не понимаю, как он рассуждает, – сказал Д’Аморе. – Подложи он бомбу Торре под кровать, я бы понял. Так он убил бы и заложника, и его спасателей. Но заминировать стену, которую могли просверлить разве что случайно, да и то, может, лет через двадцать… Какой в этом смысл?

– Никакого, – солгала Коломба.

– Но вы подозревали эту ловушку?

– Данте очень дальновиден.

Они посмотрели друг другу в глаза, но увидели в них только крайнюю усталость.

– Поговорим об этом на брифинге.

– Не сегодня. У меня дела.

Будто в подтверждение ее слов, рация закаркала: