друг друга не перестреляли и не изувечили, остаётся только удивляться. Но небольшие ранения или ожоги порохом всё же были.

Приятель Толик вместе с аккумуляторами брал и шоферские инструменты, так и у Ивана оказались наборы инструментов, паяльная лампа и прочее. К этому мародёрству присоединился и другой его знакомый. Так продолжалось лето и зиму, а потом милиция как-то вышла на Толика, затем и на Ивана и другого сверстника. Оказалось, что Толик совершал и другие кражи. Ему уже исполнилось шестнадцать лет: был суд и его отправили в колонию. Другому участнику было пятнадцать лет и его осудили условно, а Ивана даже не привлекли как соучастника – не было четырнадцати лет, а может быть ещё и сосед, капитан милиции, помог, потому что и его сыновья, ещё младше Ивана, тоже участвовали в нескольких эпизодах.

Так благополучно окончилось его участие в криминале и далее, чего-нибудь подобного уже не было. И когда Ивана спрашивали в то время: о чем он думал, когда совершал эти действия, то получалось, что ни о чём. Воспринимал свои похождения как приключение, чуть ли не геройство, но уж никак не преступление, да и его сверстники не очень -то задумывались над своими поступками. И сейчас, когда он читает или смотрит по телевизору криминальную хронику и благовоспитанные дамы и мужи рассуждают, что подросток в двенадцать – четырнадцать лет уже должен и обязан давать отчёт в своих действиях. И демократура стала выдавать паспорта в четырнадцать лет, то понимает: как они далеки от реальной жизни, выросшие в тепличных условиях благополучной городской жизни. ПриятельТолик, попав в колонию, продолжил свой путь дальнейшими кражами, потом совершил убийство, был осужден к высшей мере и расстрелян, а его двое оставшихся соучастников удержались на краю и дальше уже жили, как говорится по чести и совести, а что это стоило их родным, знают только они.

И несколько слов о работе милиции в 50-е годы 20-го века. Как Иван узнал, уже позднее, после своего знакомства с милицией, в райотделе милиции было одиннадцать человек, из них четыре офицера, да ещё в крупных сёлах района было шесть или семь участковых, всего восемнадцать человек на район, в котором тогда проживало около 70-ти тысяч человек. И это в годы тоталитаризма, при Сталине или сразу после него.

Состав преступлений в то время Ивану Петровичу конечно не известен: были драки, несколько бытовых убийств за год. Наверное, были и кражи, типа его похождений, но чтобы кого-то обокрали на улице или залезли в дом – не припоминается, хотя замки на дверях домов были почти бутафорские, и их можно было сбить просто руками.

Для примера, как узнал Иван Петрович от своих знакомых при посещениях родного городка, в 2000 году в райотделе милиции уже было около двухсот человек, хотя население района уменьшилось в два раза, до 35 000 человек. При этом совершаются убийства по корыстным мотивам, распространение наркотиков, грабежи и многое другое, неизвестное в описываемое время.

Милиционеров тогда мальчишки знали всех в лицо, конечно обходили их, так как за каждым, почти, были какие-то мелкие проказы. Но милиционеров не опасались, тем более не ожидали от них провокаций, подвохов или каких-либо насильственных действий, что сплошь и рядом встречается сейчас. Позже у Ивана ещё были встречи с милицией, о которых будет упомянуто ниже.

XXVIII

Летом , после шестого класса, в четырнадцать лет Иван впервые устроился на работу: подрос, требовалась одежда и обувь.

В те времена на работу брали только с шестнадцати лет, с укороченным на час рабочим днём. Допускалось принимать на работу школьников с четырнадцати лет во время летних каникул, при этом работа должна быть не тяжелой, а рабочий день на два часа короче. Вот под этот закон Иван и устроился на работу, временно, разнорабочим на кирпичный завод без оформления трудовой книжки.

Это был кустарный кирпичный заводик, где кирпичи делались практически вручную по следующей технологии: в смеситель насыпалась глина с песком, они перемешивались, смачивалось водой, и эта масса выдавливалась, как паста из тюбика, и от неё отрезались куски по толщине и форме кирпича. Этот кирпич – сырец немного подсыхал здесь же под навесом и потом они – разнорабочие грузили сырец на вагонетки, отвозили в сарай для окончательной подсушки, складывали его в штабеля так, чтобы сквозняком продувало каждый кирпич. Подсохнувший кирпич опять грузили на вагонетку и отвозили к обжиговой печи.

Печь представляла собой круглую яму в земле, глубиной метра три и метров шесть в диаметре. Яма была выложена по краям тем же кирпичом, а с одной стороны делался подкоп для топки. В эту яму особым образом укладывался кирпич – сырец, вперемешку с каменным углем, потом верх ямы закрывался железными щитами и засыпался землёй. В топке разжигались дрова, огонь проходил по всем лабиринтам печи, и поджигал уголь, а дым выходил наверху в оставленное отверстие. Всё разгоралось, отверстия оставлялись совсем маленькие, и уголь горел примерно неделю. Внутри печь раскалялась и кирпич обжигался.

Когда всё выгорало, печь сверху открывалась и остывала примерно неделю. Потом остывший, но ещё горячий кирпич грузили на вагонетки и увозили на склад. Грузили кирпич по штуке в руку, а переносили для укладки по четыре – пять штук, прижав к животу и поддерживая снизу руками. Обожженный кирпич весит три килограмма, а сырец – пять килограмм. Вот такая «легкая» работа для подростка: погрузить штуку кирпича на тележку, перевезти, и уложить в штабель или в печь стоило одну копейку. Заработок за день пять – семь рублей.

Проработал Иван там два месяца, так что август оставался ещё и для каникул, а там опять школа: седьмой класс – выпускной в неполной средней школе.

К началу учёбы в седьмом классе, мать сделала попытку взять Ивана к себе в семью. Они получили отдельный дом и жили уже без свекрови, втроём: мать, муж и их сын – младший брат Ивана. И вот через год мать уговорила мужа, чтобы Иван жил с ними.

Дом был небольшой, примерно 6х4м, состоял из кухни и комнаты. Иван с братом спали на кухне, причём Иван на раскладушке, которая утром убиралась в сени. Пожил он там месяца три – четыре, со стороны отчима была откровенная неприязнь, и своё раздражение он срывал на матери.

Однажды он при Иване ударил мать, тот вмешался, началась ссора, отчим мог бы и Ивана избить, но если бы это получило огласку, то отчиму, как члену партии и руководителю, пришлось бы отвечать,