обнажая шрам, оставленный после договора, заключенного много лет назад.

– У меня уже есть опыт. Будет лучше, если оружие вернется ко мне. Я умею им управлять.

Нура покачала головой:

– Макс…

– Просто сделай это. – Я шагнул к ней. – Ведь все равно вы только этого и добивались? И я…

– Макс, слишком поздно.

Ее громкий голос легко заглушил мои возражения. Под потолком комнаты повисло эхо. Нура вздохнула и уставилась в пол.

– Слишком поздно, – повторила она уже более спокойно. – И даже если бы…

Не опуская рукав, я бросил взгляд на свою трясущуюся руку. На запястье красовалось вытатуированное солнце, а под ним – шрам. Эти следы напоминали о том, что когда-то Орден предал меня, забрав все, что мне было дорого, а остальное отправив на помойку.

Точно так же они собирались поступить с Тисааной.

В сознание начала проникать ужасающая правда: я не в состоянии ничего сделать, чтобы остановить происходящее.

Я не мог поднять глаз, поэтому только слышал, как Нура тяжело вздохнула. Слышал, как упал на пол ее жакет.

– А даже если и нет, – пробормотала она, – я все равно не думаю, что кому-то захочется снова играть с огнем.

Я медленно поднял голову, но тут же поспешно отвернулся.

– Оденься, – пробурчал я.

– Почему, я тебя смущаю?

Она без стеснения развернулась ко мне, подставляя моему взгляду обнаженное тело.

И шрамы от покрывавших его ожогов.

Каждый дюйм ее характерной для вальтайнов белоснежной кожи пестрел красными и фиолетовыми пятнами, сливающимися в невероятные узоры. Шрамы тянулись от усохших пальцев на ногах, мимо ключиц, через шею и заканчивались за левым ухом. На людях Нура прятала их под жакетом с длинными рукавами и высоким воротом, но если знать, куда смотреть, можно было заметить тонкие рубцы сзади на шее. Целителям с трудом удалось спасти лицо. Им пришлось снять и заново нарастить почти всю кожу.

Я не ответил.

Я видел ее обнаженное тело таким только один раз, после окончания войны – после Сарлазая, после гибели моей семьи. Она без предупреждения появилась на пороге моего жилья, и мы моментально набросились друг на друга, с маниакальным упорством пытаясь раствориться в страсти. Но наша близость казалась отравленной, словно мы пытались сексом вернуть к жизни то, что давно умерло, и притворялись, что не чувствуем запаха разложения. Мы даже не разговаривали. Когда мы закончили, она встала, оделась, и после я не видел ее много лет.

По правде говоря, мне было неприятно глядеть на ее изуродованное тело.

И одновременно я корил себя за неприязнь, потому что именно я сделал ее такой.

– Мы оба принесли жертвы, которые от нас потребовались, – тихо произнесла она.

Я чуть не рассмеялся. Жертвы. Можно сказать и так.

Убийство… побоище, но никак не жертвы.

Восемь лет назад случился второй худший день в моей жизни. Мы с Нурой стояли на горе, окруженные кровавым хаосом, пока вокруг кипела битва, на победу в которой мы не могли надеяться. И тогда Нура проникла в мой разум и заставила сравнять Сарлазай с землей. Предательство, благодаря которому мы выиграли войну, стоило жизни сотням людей и полностью опустошило меня.

Иногда я забывал, что, принимая решение, Нура была готова умереть за него. Жертвы…

От одного лишь воспоминания о том дне в ноздрях снова поселился запах горелого мяса. А сейчас мы собирались повторить тот день. Только мою тогдашнюю роль сыграет Тисаана.

Нура приблизилась ко мне. Уже много лет я не видел на ее лице подобной нежности.

– Твое сердце все еще кровоточит, Макс, – прошептала она. – Прости. Мне действительно очень жаль.

– Я должен услышать, что ты привела ее ко мне не для этого. Прошу, скажи мне, что я учил ее не для этого.

Тишина.

– Нура…

– Решайе одержим тобой. Мы считали, что благодаря вашей связи Тисаана легче обретет контроль. И у нас будет больше уверенности, что оружие примет ее.

Я издал сдавленный звук, нечто среднее между горьким смехом и хрипением, как при ударе в живот.

– Но в тот день я говорила правду. Я считала… и считаю, что тебе полезно завести хоть какие-то отношения с людьми. – Она взяла меня за подбородок и притянула мое лицо к своему. – Макс, помоги нам, чтобы мы могли помочь ей. В твоих силах провести ее через это.

Я отстранился:

– Да ничего не в моих силах!

После всего, что это оружие сделало со мной. После всего, что я, пусть и по неведению, сделал с Тисааной.

Я бросил на Нуру сердитый взгляд:

– Я почему-то уверен, сейчас ты заявишь, что это вовсе не просьба.

По ее губам скользнула легкая улыбка.

– Нет, мне придется именно просить. Тисаана позаботилась о тебе.

– Она… что?

Нура вернулась к шкафу.

– Она умна. И очень подробно излагает свои пожелания. Мы не смогли бы отказаться от своих обещаний, даже если бы захотели. И одно из условий касалось тебя. – Нура достала точно такой же белый жакет, какой недавно скинула на пол. – Ты свободен от всех обязательств перед Орденами. Поздравляю, можешь начать жизнь с чистого листа. Теперь ты вольный человек.

В голове воцарилась пустота.

Я не заслуживал Тисааны. Никто ее не заслуживал.

Нура накинула жакет на плечи, прикрыв ожоги безупречной белизной. Затем повернулась ко мне, все еще не застегивая одежду.

– Я пыталась, – произнесла она. – Я пробовала овладеть оружием. Оно не приняло меня.

Она произнесла последние слова так, словно признавалась в великом позоре, в своем промахе.

– Оно никого не принимало, а мы перепробовали очень многих. Но… потом появилась Тисаана. И у меня сразу же зародилось предчувствие. Возможно, потому, что она треллианка. Возможно, по какой-то другой причине, не знаю. Но как только оно попробовало ее кровь, ему понравилось.

Брови Нуры сомкнулись над пронзительными глазами, губы плотно сжались. Я сразу узнал это выражение. Она ревновала. Ревновала – но не ко мне. К нему. Она завидовала, что Тисаане выпала честь позволить этому существу разорвать себя на части.

Меня окатил такой яростный порыв злости, что та сгорела сама в себе, а я оцепенел – словно от всех чувств остался лишь оглушительный звон, как после громкого удара.

Я не мог. Не мог этого допустить. Смотреть, как эта штука уничтожит Тисаану так же, как она уничтожила меня, – а я не сомневался, что так и будет, хотя Тисаана лучше меня во всех отношениях, сильнее, добрее, достойнее. Она станет еще одной погасшей свечой. Еще одним сломанным инструментом.

И я, хоть и невольно, привел ее прямиком к ним в лапы.

Нура застегнула жакет, надежно спрятав шрамы, а вместе с ними и краткий проблеск уязвимости, свойственной обычным людям.

– Макс, она сделала свой выбор. Тебе осталось сделать свой.

– Нет никакого выбора, – сплюнул я и направился к двери.

– Куда ты идешь?

Куда угодно. Подальше отсюда – подальше от проклятых Башен, этих людей и этой штуки.

– Я не буду в этом участвовать. Не буду ничего делать.

Не могу. Просто