— Эрилин, ты же понимаешь, что герцогиня не может работать криминалистом?

Герцогиня. Внутри все сладко, томительно екнуло, и я закусила губу, чтобы не выдать, насколько эйфорически звучит для меня это слово.

Он был прав. И я, как ни странно, уже думала об этом. Хоть и запрещала себе питать слишком смелые надежды, а все равно нет-нет, но думала. Особенно после ареста графа Грайнема. И была у меня одна мысль на этот счет, но…

— И чем, по-твоему, герцогиня может заниматься? — пропела я, чуть поерзав на мужских бедрах.

К такому вопросу, Кьер, кажется, готов не был, очевидно, ожидая от меня возмущений и споров. Он невнятно пожал плечами и с нажимом провел ладонями вдоль моего тела, будто наслаждался тем, что еще немного — и оно будет окончательно принадлежать только ему.

— Гулять. Устраивать приемы. Тратить деньги…

— Ага! — Я с таким торжеством зацепилась за последнее предложение, что герцог, судя по выражению лица, тут же пожалел о сказанном и заподозрил страшное, но сказать уже ничего не успел.

Увы! Была расстегнута последняя пуговица.

С объявлением помолвки мы не стали торопиться. На этом главным образом настояла я. Как бы мне ни хотелось получить Кьера в свое единоличное пользование, было несколько дел, которые я хотела уладить до того, как вся столица узнает, что герцог берет в жены дочку то ли опального, то ли уже нет виконта. Главным образом даже не несколько, а одно дело. Я хотела дождаться вердикта по делу Живодера, еще будучи криминалистом.

И теперь я стояла на кладбище Тарнхила, где по традиции хоронили всех представителей графского рода Грайнем, и смотрела, как тает снег, падая на принесенные мной розы — единственные цветы на свежей могиле.

Суд не колебался. Если первое убийство Трея было признано совершенным в состоянии невменяемости, то все последующие судья счел хоть и сделанными под влиянием печати, но тем не менее осознанными и намеренными. Он знал, что с ним происходит, просто свою жизнь поставил выше чьих-то чужих.

Артефактор, искалечивший графа Грайнема, тоже был казнен, еще быстрее, чем Трей. Правосудие в данном вопросе было непреклонно — пусть будет урок всем, кто обходит закон и легкомысленно относится к такому серьезному делу, как установка печати.

Вот только общество эта показательная казнь не успокоила.

Дело Живодера имело громкий резонанс, и до сих пор в газетах, на трибунах и в парламенте велись баталии о пользе и недостатках повального запечатывания. На фоне все усиливающегося движения самоучек тема вызывала живейший интерес. Люди паниковали, среди артефакторов искали «проверенных», к ним выстраивались очереди из тех, кто жаждал убедиться, что их-то запечатали верно и медленное сумасшествие им не грозит.

С поднявшейся волной общественного интереса пресса вышла и на профессора Дина. Как — мне сие было неведомо, но я подозревала, что кто-то из наших его просто-напросто продал. Новость о том, что всенародно любимый герой-спаситель, изобретатель печати, многократно ставил опыты на людях, как на крысах, просто взорвала Карванон. Люди требовали призвать дожившего до наших дней сообщника страшных преступлений к ответу, и под этим давлением король пошел на уступки, отдав распоряжение начать разбирательство, несмотря на срок давности.

Вот только доказательств, кроме показаний профессора, данных отделу криминалистики, больше никаких не было. Собственные слова Дин отрицал и вообще вцепился в свою невиновность бульдожьей хваткой. И неизвестно, сколько бы все это тянулось и к какому бы вердикту пришло, если бы во время одного из заседаний у профессора не прихватило сердце. И оттуда он отправился практически прямиком на кладбище.

Со всем этим за патентные испытания изобретения Джейн палата и королевские ученые взялись с утроенной силой. Кьер краем глаза контролировал происходящее и утверждал, что умалять заслуг госпожи Свифт никто не пытался. Уже. Тех, кто пытался в самом начале, быстро прижала к ногтю королевская справедливость.

Мир замер на пороге революции, и когда я думала об этом, у меня захватывало дух. Магические двигатели, магия без печатей, дорога талантам. А ведь и женщин, скорее всего, перестанут запечатывать — зачем впустую расходовать ценный ресурс? А от отмены печати до обучения магии даже не шаг, а полшажочка…

Но сейчас, стоя над могилой Трея Лоули, графа Грайнема, я думала о другом. Да, история не знает сослагательного наклонения, но как я ни гнала от себя эти мысли, они возвращались. Как же жаль, что Джейн не сделала свое открытие чугь раньше. И как же жаль, что граф не был запечатан чуть позже. Ведь накопитель, высасывающий магическую энергию, вполне мог спасти его от сумасшествия. Впрочем, возможно, именно он своей судьбой, своей жизнью и смертью, и смертями других, надломил систему, продемонстрировал ее несовершенство во всей красе и задал толчок всем тем событиям, которые вот-вот должны были грянуть.

А на следующий день я явилась в кабинет господина Трейта и положила перед ним заявление об уходе по собственному желанию. Первый криминалист подписал его, едва успев дочитать и не скрывая довольного выражения на лице. Однако что-то все же заставило его выразить некое подобие сожаления:

— И почему же, леди Рейвен, вы оставляете свои попытки свести меня в могилу?

— Замуж выхожу, — спокойно сообщила я ему то, что с завтрашней газетой будет знать уже вся столица.

— Сохрани Господь этого безумца! — с чувством отозвался мой теперь уже бывший начальник.

«Ваша светлость, подпишите, пожалуйста…»

«Ваша светлость, господин Блэк сломал ногу, а господин Смит, который мог бы его заменить, сейчас в отпуске, что делать с классом, распустить или поставить дополнительное занятие по структуре простейших стихийных заклинаний?.. Я бы спросила это у господина Флеймана, но он отбыл в университет по поводу решения вопроса с…»

«Ваша светлость, вы обещали определиться с меню и цветами на день рождения его светлости…»

«Ваша светлость, вам послание от его светлости…»

Я потерла виски, в которых раз за разом прокручивались все новые, и новые, и новые «надо», и развернула еще пахнущий грозой лист.

Господи, вот откуда в этом человеке столько немыслимой жестокости?! Почему ему раз за разом надо заставлять любимую жену мучиться и давиться сладким тайком в библиотеке? Или в ванной, в зависимости от того, какой схрон не был обнаружен.

Пораньше… у меня дел невпроворот, и все срочнейшие с учетом обстоятельств! На носу экзамены, девочки сдают их впервые, от результатов зависит очень многое. А еще это празднование его же, между прочим, дня рождения! И королева просила навестить ее до того, как…

В дверь постучали, я бросила письмо в урну, и Сесили, секретарь, сообщила, что пришел господин Барнабе, которому было назначено на десять, и как раз в тот момент, когда господин Барнабе почтительно поклонился, я поняла, что я ничегошеньки не успела…