или меньшей степени основанных на разъяснениях высшей судебной инстанции. И то, что подразумевалось в тексте упомянутого Постановления от 1971 года как «не должны допускать постановку перед экспертом правовых вопросов», отнюдь, не означало «неправомерности» постановки или решения таких вопросов.

Формулируя свое требование к судьям Верховный суд, надо полагать, имел в виду лишь то, что, ответы неспециалистов в области права на юридические вопросы, например, судебных медиков о причине насильственной смерти, не могли иметь доказательственного значения. Это, между прочим, прекрасно понимали юристы прошлого, участвуя в процессах, которые проходили в России более века назад. Они также считали, что эксперты не могут решать вопросы права, относящиеся к компетенции суда. В опубликованном выступлении известного адвоката Урусова А. И. на процессе по делу Мироновича, есть такие строки: «Мы, юристы, должны с почтением выслушать экспертов-медиков, но если они незаметно для себя берутся за разрешение вопроса о виновности, то нам приходится остановиться и сказать им: извините, господа, мы дальше идти за вами не можем».[451]

Это следовало понимать как то, что решение правовых вопросов, невзирая на обладание экспертом соответствующими знаниями, должно было оцениваться как вторжение в сферу исключительных полномочий органов следствия, прокуратуры и суда, призванных самостоятельно решать такие вопросы в уголовном судопроизводстве.

Тем не менее, вопрос об экспертизе, предметом которой стала бы тема права, получил развитие именно в направлении оценки правомерности или неправомерности постановки юридических вопросов перед экспертами. Причем не только прав следователя и суда, но и правомерности действий эксперта, решающего юридические вопросы по назначенной ими экспертизе. Сформулированное в Постановлении обращение к суду с требованием не ставить перед экспертами правовых вопросов, некоторые авторы стали понимать расширительно, как недопустимость решать такие вопросы. Никто, кроме следователя и судьи, — утверждала ранее Е. Р.Россинская, — не вправе решать вопросы права.[452]«Эксперт не вправе решать правовые вопросы, поскольку это является прерогативой следственных и судебных органов»[453], — еще более определенно высказывался А. Я.Палиашвили.

Право ставить вопросы и право их решать — вещи, очевидно, разные и относятся к разным субъектам процессуальной деятельности. Отказаться от решения поставленных следователем или судом вопросов эксперт, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за отказ от дачи заключения, вправе был только по причине собственной неосведомленности в тех вопросах, на которые ему надлежало ответить. Конечно же, судебный медик, например, не являясь специалистом в области уголовного права, обязан отказаться от решения вопроса о том, имело место убийство или самоубийство. Но если вполне компетентный в вопросах права эксперт решит поставленный ему следователем правовой вопрос, то, надо полагать за пределы своей компетенции выйдет не эксперт, а следователь. Переключив внимание с прав субъекта, назначающего экспертизу, на права эксперта, решающего поставленные вопросы, некоторые ученые тем самым перекладывали на него и ответственность за решение поставленных юридических вопросов, вместо того чтобы требовать от следователя, суда не допускать их постановку там, где это мог и должен был сделать сам следователь или суд. Что, собственно, и вытекало из Постановления Верховного суда от 1971 года.

Надо сказать, что допускаемое учеными расширительное толкование руководящих разъяснений высшей судебной инстанции имело и еще один смысл. Решение экспертом правовых вопросов оценивалось, порой, не с позиций их компетентности или некомпетентности, о чем, собственно, и шла речь в данном постановлении, а с точки зрения исключительности полномочий органов следствия, прокуратуры и суда, призванных решать правовые вопросы в уголовном судопроизводстве.

Иными словами предполагалось, что решение правовых вопросов экспертом недопустимо не потому, что он выходил за пределы своих специальных познаний, а именно потому, что, таким образом, он подменял собой следователя.

«И хотя нередко эксперт … обладает достаточными познаниями в области права, — пишет, например, Т. В.Аверьянова, — он … не имеет права вторгаться в область деятельности органов расследования, совмещая в одном лице функции эксперта и органа расследования. Если же эксперт при разрешении вопросов берет на себя функции, относящиеся к сфере деятельности следствия и суда, то его заключение лишается силы судебного доказательства. Экспертиза, пишет далее автор, — не толкует закон».[454] В этом утверждении Т. В.Аверьяновой Постановление 1971 года в соответствующей его части, как видим, получило новое развитие. «Юридическая экспертиза» уже рассматривается как вторжение эксперта в чужую сферу деятельности, а не как выход за пределы своих специальных знаний.

То, что эксперт не вправе подменять следователя — известная истина. Если эксперт, к примеру, выступал по тому же делу в качестве следователя и наоборот следователь выполнял работу эксперта, то такие лица, совмещающие две процессуальные функции — и следователя, и эксперта — подлежали отводу. Эксперт, конечно же, не вправе принимать «правовых решений» вместо следователя, например, о привлечении конкретного лица в качестве обвиняемого, или о производстве отдельных процессуальных действий. Разумеется, эксперт, не вправе принимать и иные правовые решения, которые имели бы юридические последствия в виде, например, заключения под стражу, передачи дела в суд с конкретной формулировкой обвинения и т. д. Но речь ведь не об этом. Право решать правовые вопросы, и право принимать правовые решения в рамках расследования уголовного дела — это, надо полагать, понятия не тождественные.

Здесь можно обнаружить те же отличия, что и между пределами полномочий и пределами компетенции. Трудно себе представить, чтобы эксперт — специалист, например, в вопросах уголовного права, высказывая свое компетентное мнение о том, как следует решать вопрос с квалификацией конкретного деяния, тем самым подменил бы следователя, который обязан понимать, что «заключение эксперта не является обязательным для лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда…». (ст.80 УПК РСФСР). Тем не менее, говоря по сути дела о неправомерности выхода эксперта за пределы компетенции, Т. В.Аверьянова аргументирует свою позицию недопустимостью выхода за пределы полномочий. На самом деле, решая юридический вопрос в пределах своей компетенции, эксперт не принимает «правового решения» подобно следователю, а лишь высказывает свое мнение о том, как с точки зрения правовой науки тот или иной вопрос следует решать при известных ему исходных данных. Решение юридического вопроса экспертом, сведущим в области права, не будет при таком понимании слова «решение» подменой полномочий следователя. Еще в начале ХХ века Л. Е.Владимиров указывал, что любое решение специального вопроса экспертом, сформулированное в его заключении, есть не более, чем мнение сведущего лица. «Каждый эксперт, — писал известный русский ученый-юрист, — как и всякий человек, делает свои заключения.