— Прикажите им отступать, — услышал он голос снизу, — или они будут сражаться, пока не погибнут. Офицеров не осталось. Кто-то должен отдать приказ.

Это был Эдмондс, который, к большому удивлению Кингсли, был все еще жив.

— Ради всего святого, вытащите их отсюда.

Кингсли огляделся: на обоих флангах появилось еще больше убитых английских солдат и вдвое больше убитых немцев, и Кингсли казалось, что только затор из тел не позволял стоящим позади немцам прорваться на помощь своим боевым товарищам.

— Гранаты! — крикнул Кингсли что было сил. — Гранаты, немедленно! Капитан Эдмондс пал в бою, я теперь старший. Гранаты давайте!

Он прокричал это как мог твердо и спокойно и достиг желаемого успеха; даже немцы на секунду застыли.

— Гранаты, сэр! — сказал появившийся перед ним солдат в тот момент, как битва вокруг них закипела с удвоенной силой.

— Благодарю, рядовой, — сказал Кингсли и взял у него одну гранату. — А теперь сделай милость, швыряй в тот фланг, а я — в этот.

Солдат понял, что он задумал.

— Так точно, сэр!

— Бросай прямо за них, — крикнул Кингсли, — в тех парней, что сзади. Готовься. Раз, два, три, бросай!

Они одновременно выдернули чеки и бросили гранаты в окопы, прямо в толпу солдат. За результат можно было не волноваться: по крайней мере, полдюжины мертвых тел заблокируют проход, и окоп на некоторое время захлестнут паника и замешательство. Два почти одновременно прозвучавших взрыва обозначили последнюю возможность для британцев начать отступление.

— Нападающим отступить! — крикнул Кингсли. — Всем отступать в заданном порядке!

— Сэр! Капитан! — Это был солдат, который вместе с Кингсли бросал гранаты. Он напомнил Кингсли, что Эдмондс по-прежнему жив.

Кингсли посмотрел вниз на серьезно раненного офицера.

— Оставь меня. Мне крышка. Вытащи ребят, — сказал Эдмондс.

Но Кингсли не был уверен, что Эдмондсу крышка. Штык дошел до середины туловища, и Кингсли подумал, что, возможно, лезвие попало между сердцем и желудком, не затронув ни один жизненно важный орган.

— Хорошо. Берем его, — сказал Кингсли, — и через бруствер.

Вместе с солдатом ему удалось поднять истекающего кровью капитана на край бруствера. Немецкий окоп был сделан так надежно, что стены выдержали их вес. Остальные британцы увидели, что происходит, и прикрыли их сверху. Выбравшись из окопа, Кингсли поднял Эдмондса себе на плечи.

— Растяните проволоку, рядовой, — распорядился он. — А я его вытащу.

Британцы ушли через немецкую проволоку, оставив около трети своих товарищей и раз в пять больше немцев. Кингсли с Эдмондсом на спине сумел проделать полпути обратно, согнувшись и перебегая от одной затопленной водой воронки до другой, когда немцы у них за спиной достаточно пришли в себя и открыли огонь. После этого в небо взлетело еще несколько сигнальных ракет, и Кингсли со своими людьми попадали в грязь и ползли остаток пути на животах, пробираясь от одной воронки к другой, волоча с собой раненых, пережидая десять — пятнадцать минут у каждой воронки, пока наконец не оказались в безопасности на британской стороне.

Даже издалека было видно, какой развязался бой, и санитары уже ожидали прибытия раненых. Кингсли с радостью стянул со своей спины капитана Эдмондса и передал его на попечение санитаров. Эдмондс не мог говорить из-за большой потери крови, но он слегка сжал руку Кингсли и показал ему большой палец, прежде чем его унесли.

Кингсли любил похвалу и знал, что выполнил задание просто отлично, но благодарность Эдмондса не доставила ему ни гордости, ни удовольствия. Правда обрушилась на него с пугающей ясностью. Он вступил в ряды воюющих, он сражался. Он пожертвовал всем и отказался от своей жизни, пытаясь этого избежать, но это все равно случилось. Напрасно он убеждал себя, что убил немцев, защищаясь, что, не окажись он там, ему не пришлось бы защищаться. Конечно, он искал доказательство, но ради чего? Чтобы вынести смертный приговор? Смертная казнь грозила только одному заключенному, в то время как он, едва оказавшись в окопе, лично убил четырех человек. Он приказал бросать ручные гранаты. И бросил одну сам, швырнул взрывчатое вещество в полный людей метровой ширины коридор. Скольких он убил одним движением? По крайней мере, шестерых, возможно, больше. А скольких покалечил?

Кингсли брел по окопу, чувствуя тошноту от осознания своего поступка. Он убил человек десять немцев. Большинство полицейских не убивали такого количества людей за всю свою службу, а ведь он — борец за идею! Извращенная ирония случившегося привела его в ужас.

В этот момент его догнал солдат и уважительно обратился к нему:

— Сэр! Пожалуйста, сэр! Сэр, прошу вас!

Кингсли устало повернулся.

— Вы вытащили нас оттуда, сэр. Вы спасли половину отряда. Если бы не вы, нас бы там всех перебили, это точно. — Это был солдат, который подал ему гранаты. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что никогда больше не подумаю о полицейском так, как раньше.

Может быть, в этом его утешение, подумал Кингсли. Своего рода моральное спасение? Да, он помог английским солдатам вернуться обратно. В отряде было много профессионалов, но ни у кого из них не было полномочий отдать приказ об отступлении. Можно ли найти оправдание своим действиям в том, что он привел отряд обратно? Он убил немцев и спас англичан. Он сделал это, защищая себя и пытаясь раздобыть вещественное доказательство.

Но, несмотря на все усилия, он знал, что совесть его нечиста. Проанализировав случившееся со всевозможных точек зрения, он по-прежнему считал себя лицемером. Потеряв все ради принципа, он отказался от этого принципа для того, чтобы быть хорошим детективом и, возможно, чтобы доказать себе, что он не трус. Независимо от того, спасет он Хопкинса от расстрела или нет, кровь как минимум десяти немцев, невинных солдат этой нелепой войны, всегда будет на его руках.

Снова оказавшись в резервном окопе, Кингсли долго сидел на перевернутом ящике из-под патронов. Он всерьез подумывал все бросить, немедленно вернуться в Англию и принять любые последствия. Однако постепенно его мнение изменилось. Сыграл свою роль тот самый довод, который руководил всеми его поступками. Логика. В конце концов, немцы погибли; какой смысл бросать из-за них свое расследование? Он добыл доказательство, постарался как мог. Если он это доказательство не использует, получится, что убитые им немцы погибли напрасно. Пуля, лежавшая у него в кармане, была выпущена из оружия, которое сейчас считается орудием убийства виконта Аберкромби. Он полицейский, и он обязан удостовериться, так ли это.

Именно так рассуждал человек, который в глубине души знал, что никогда не сможет бросить расследование. Как только дело попадало ему в зубы, отказаться от задания он был не в силах. И поэтому, вместо того чтобы вернуться обратно в Англию, он направился на поиски командира Аберкромби, полковника, который накануне вечером, после представления, обращался к собравшимся на банкете.