Глянув на часы, я обнаружила, что уже почти десять вечера, и решила поступить так же.

Около одиннадцати мы с Ясоном подкрепились макаронами с морепродуктами и чесночным хлебом, послушали прогноз погоды, попутно выяснив, что рассвет завтра ожидается в шесть тридцать, и забрались в кровать. Я сонно почитывала что-то, допивая последнюю бутылочку вина из имевшихся в номере запасов, и уже подумывала выключить свет.

Вдруг свернувшийся калачиком на подушке Ясон поднял голову. Насторожив уши, он уставился на входную дверь, словно в ожидании чьего-то прихода. Он мельком глянул и на меня, но я не слышала никаких подозрительных шорохов. Тихой сапой он прокрался по кровати, спрыгнул на пол, подбежал к двери и вновь оглянулся на меня. Там определенно кто-то был.

Я глубоко вздохнула. Потом отбросила одеяло и встала, накинула халат, валявшийся на ближайшем кресле, и сама подошла к двери. Ясон, стоявший в состоянии боевой готовности, никогда не ошибался относительно приходящих ко мне гостей. Но с другой стороны, если кто-то стоит за дверью, то почему он не постучит?

Заглянув в глазок, я увидела знакомую, хотя и неожиданную личность, повернула ручку и распахнула дверь.

В неярком желтоватом коридорном свете стояла прекрасная белокурая Бэмби, простодушно поглядывая на меня широко открытыми светлыми глазами и поблескивая золотистыми локонами, обрамлявшими лицо. Наряд ее соответствовал avant le boudoir:[34]длинный черный бархатный халат, скроенный наподобие мужской домашней куртки, не скрывал каскады старомодно изысканных кружев и ленточек у горла и на запястьях. Одну руку она прятала за спиной.

Внезапно у меня мелькнула панически безумная, но показавшая вполне реальной мысль: она держит там пистолет! Я едва удержалась от того, чтобы не отскочить назад и не захлопнуть перед ней дверь. В этот момент ее рука появилась из-за спины, и я увидела бутылку «Реми Мартен» и две рюмашки. Она улыбнулась и спросила:

— Вы не составите компанию нам с коньячком? У меня есть своеобразное мирное предложение, хотя оно связано не только со мной.

— Мне завтра очень рано вставать… — начала я.

— И мне тоже, — быстро сказала Бэмби. — Но то, что мне надо сказать вам, я предпочла бы сделать не в коридоре. Можно войти?

Я неохотно отступила, пропуская ее в номер.

Несмотря на исключительную женскую красоту и проявленное музыкальное мастерство, что-то меня в ней все-таки настораживало — и не только ее сумасшедшее поведение. На самом деле мне вдруг пришло в голову, что при наличии несомненных блестящих достоинств такое неопределенное поведение, возможно, является маскировкой уязвимости, также как у Джерси — ее пьянство.

Я подошла к столу, где Бэмби наливала коньяк, но осталась стоять. Я взяла рюмку, мы с ней чокнулись и выпили.

— Так о чем же вам не хотелось говорить со мной в коридоре? — спросила я.

— Пожалуйста, сядьте, — тихо сказала Бэмби.

Ее тон подействовал так умиротворяюще, что, только уже садясь на стул, я вдруг осознала, насколько мягкой, но умело контролируемой и повелительной получилась ее просьба. Я решила, что стоит более внимательно прислушаться к мисс Бэмби.

— Я совсем не хочу вызывать у вас неприязнь, — заверила меня Бэмби. — И надеюсь, что мы станем подругами.

В приглушенном свете ее ясные, затененные ресницами глаза поблескивали золотистыми крапинками, подобными тем, что растворены в немецкой водке под названием «Золотая вода». Ни за что на свете не смогла бы я понять, что она думает на самом деле. Внезапно я почувствовала, что мне очень важно это выяснить и что искренность может тут помочь лучше всего.

— Неприязнь тут ни при чем, просто я не понимаю таких людей, как вы, — призналась я, — и из-за этого испытываю смутную тревогу. Ваш облик не сочетается с манерой разговора и тем более поведения. У меня такое ощущение, что вы не та, за кого себя выдаете.

— Возможно, и вы тоже, — сказала Бэмби.

Она нагнулась и погладила Ясона по голове длинными тонкими пальцами. Он не стал урчать от удовольствия, но и не удрал от ее ласк.

— Лучше не будем говорить обо мне, — сказала я. — Ведь вы наверняка поняли из нашего утреннего разговора, что я выросла в семье с довольно странными родственными отношениями. Если я и выгляжу несколько загадочно в присутствии родственников, то лишь потому, наверное, что хочу отстраниться от их конфликтов. Я выбрала свой особенный жизненный путь — не такой, как все прочие члены нашей семьи.

— Вы так полагаете? — загадочно спросила она и, помедлив, добавила: — Однако, как видите, на самом деле мы все-таки поговорили о вас. И для меня важно, что вы думаете обо мне. Говоря о моем желании подружиться с вами, я не имела в виду, что мы сможем — по выражению вашего дяди — полюбить друг друга, как сестры. Я только хочу объяснить, что при сложившихся обстоятельствах нам с вами было бы — как бы это сказать? — очень сложно не стать, по меньшей мере, подругами.

— Послушайте… — Я сделала очередной глоток бренди, превосходного на вкус. — По-моему, нам совершенно не стоит переживать из-за того, станем мы подругами или нет. В конце концов, я впервые за много лет встретилась с дядей Лафом, и вполне вероятно, что после этих выходных мы с вами больше никогда не увидимся.

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, — с улыбкой сказала она. — Но прежде чем я все объясню, мне хотелось бы, чтобы вы объяснили, отчего испытываете «тревогу» в моем присутствии. Если вы не против.

Я вновь взглянула в ее ясные, распахнутые глаза, но они по-прежнему оставались для меня непроницаемыми. Эта цыпочка была еще той штучкой, но я решила, что раз уж она так настаивает, то получит то, о чем просит, даже если мои объяснения слегка щелкнут ее по носу.

— Ладно, возможно, у меня сложилось довольно субъективное представление, — сказала я, — но ведь именно вы пришли ко мне поболтать посреди ночи с бренди. Жизнь моего дяди Лафа вряд ли можно уподобить книге за семью печатями, и вы, конечно, знаете, что у него было множество женщин, одна краше другой, причем многие из них, как и моя бабушка Пандора, обладали изрядными талантами. Однако вы не похожи на остальных: я полагаю, у вас есть подлинный дар и талант. Честно говоря, вы потрясающе играли сегодня вечером, высший мировой класс — я в состоянии оценить это, учитывая мое воспитание. И мне непонятно, почему одаренную виолончелистку может прельстить роль некого бутафорского украшения в спектакле, даже если его разыгрывает такой талантливый, знаменитый и очаровательный человек, как мой дядя Лаф. Мою бабушку не устроило бы такое положение, и, правду сказать, мне непонятно, почему оно устраивает вас. Наверное, именно поэтому я испытываю смутную тревогу: я чувствую, что за внешним антуражем ваших отношений скрывается некий тайный сценарий.

— Я понимаю. Что ж, возможно, вы и правы, — сказала Бэмби, глядя на свои руки. Когда она подняла глаза, то уже не улыбалась. — Для меня очень важны отношения с вашим дядей Лафкадио, фрейлейн Бен. У нас с ним полное взаимопонимание, — сказала она. — Но это уже другая история. И совсем не поэтому я пришла к вам ночью с предложением дружбы…