- Чего хотел от тебя Макклин? – спросил, поднимаясь на ноги. Первый из бесчисленных вопросов и далеко не самый главный. Я просто никак не мог понять, в каком она настроении.

- Чтобы я вышла дополнительно, - пробормотала Хэнсон, пробираясь к выходу. – И давай не будем о Макклине, ладно?

- Крис? – позвал я, останавливаясь. Ее ладонь в моей руке была холодной, волчица внутри почему-то нервничала.

- Что? – девушка неохотно обернулась, скользнула по мне взглядом, заправила свободной рукой за ухо прядь волос. Она не смотрела на меня, выглядела рассеянной и растерянной, почему-то мне показалось, что в ее собственных глазах стоят слезы.

Твою ж…

«Берлога» отвратительное место для подобных разговоров. Она вообще отвратительное место для любых разговоров.

- Поехали на наше место? - улыбнулся вместо того, чтобы действительно сказать то, что собирался.

- Сегодня? – почему-то прошептала Хэнсон. Прошептала так тихо, что не будь я оборотнем наверняка бы не услышал. Ее взгляд стал каким-то странным, почти болезненным.

Мы остановились у выхода, мимо нас сновали посетители, официанты, гремела музыка, шипело пиво в бокалах, звенела посуда, кто-то громко смеялся за самым дальним от нас столиком, мягко струился приглушенный свет.

А я не понимал, что происходит.

Держал Крис за руку и ни черта не понимал.

Дебил, да она же просто устала.

- Ты устала? – спросил.

- Да, - Кристин как-то неловко, поспешно кивнула. – Прости, но вечер был долгим и…

Разговор не клеился. Вообще, в последнее время у нас мало что клеилось. Арт прав, даже время вместе проводить не получается. Все через задницу.

- Пойдем, - я толкнул дверь, выходя на улицу и оставляя за ней шум и запахи бара. Здесь, за стенами помоечной забегаловки, дышалось и думалось легче.

На улице было пусто и тихо.  Только шуршал слева пакет, зацепившийся за ветку дерева.

Всю дорогу до дома Кристин так и не произнесла ни слова. Взгляд был рассеянным, она почти не двигалась, просидела все время в одной позе так, будто стоит ей пошевелиться, и случится что-то непоправимое.

Я заглушил мотор перед ее домом, выключил фары, снял руки с руля. Нам надо было поговорить. О многом. В том числе и о моем поведении.

- Крис, я…

- Давай не сегодня, ладно? – она потянула на себя ручку двери. – Я устала, - и вышла из машины. Почему-то меня не покидало чувство, что это было бегство. Очень-очень походило на бегство. Вот только от кого она бежит, у меня тоже понять не получалось. Как-то все… не так. Мне очень не хватало прежнего Головастика – беззаботной, смешной девчонки, с которой так здорово резаться в видеоигры, грызть попкорн и яблоки в карамели, забираться в самую дальнюю чащу и бегать наперегонки.

Черт!

Когда она успела так измениться? Когда успела так вырасти? Неужели я так ее напугал?

Я снова завел двигатель, оставил машину у собственного дома, а сам, стоило выйти из тачки, обернулся и метнулся в лес.

Это должно помочь: стравить напряжение, прочистить мозги, свалить из стаи.

Свалить из стаи иногда очень полезно. Да, стая – это семья, они всегда поддержат, помогут, встанут на твою сторону, даже если не прав, но… Это достает, от этого устаешь. От постоянного внимания, от невозможности что-то оставить в секрете, спрятать от других, приберечь только для себя. Здесь все про всех все знают. И ответственность… Тяжелое слово, слово с тысячью значений.  Она далеко не всегда справедлива, далеко не всегда права.

За чужие разбитые коленки, носы, царапины, обиды и синяки всегда отвечал я. Если эти обиды, коленки, носы и синяки были у тех, с кем я находился рядом. С самого детства. Я всегда несу ответственность за всех. Не то чтобы это так уж и тяжело, но… иногда хочется сбежать. Иногда очень хочется побыть в одиночестве. Перестать волноваться о Крис, Арте, близняшках, Кристофере, Стиве, о родителях, отце, да даже о заучке-Бартон. Надоедает доказывать каждому, что ты не банка с соплями, стоящая в углу. Хочется выкинуть из головы Совет, с его требованиями. Хотя нет, Совет очень часто так и подмывает послать на хер. Посмотреть в их очень серьезные рожи и просто послать, с улыбкой от уха до уха.

А еще есть неудобные решения. Очень редко получается сделать так, чтобы всем было хорошо, приходится наказывать, отчитывать, запрещать. И от этого хреново, тебе самому хреново, но ты делаешь так, как будет лучше для стаи. Для стаи, как для организма, а не для одного конкретного волка. Потому что если стая погибнет, то погибнут все. Это заложено в нас природой. Даже кошки все чаще и чаще живут прайдами. Даже пумы.

Я тряхнул головой и метнулся к озеру, мимо дома на Утесе, вдоль границы нашей территории, дальше, на север. Туда, где начинался действительно лес.

Тело двигалось само. Звуки, запахи, тени вокруг. Я слышал, как в земле копошатся черви, как в трех милях взлетает с ветки птица, как трещат верхушки сосен, видел, как все еще блестит от тумана с озера еще зеленая ягода. А под лапами ковер из иголок, веток, гнилых и зеленых листьев, шишки, помет.

Ну куда ж без этого.

Воздух прозрачный, влажный, тягучий, как родниковая вода. Пахнет озером, водой, которая успела немного зацвести у берега из-за дневной жары. Этот воздух хочется глотать бесконечно, его хочется тянуть и смаковать, прокатывать на языке. Но сделать это невозможно, он врывается в легкие из-за быстрого бега огромным безжалостным потоком, проникает сквозь кожу, внутрь, смывает. Он пропитывает шерсть, без спроса лезет в нос и уши, он стелется, он вплетается и впутывается в меня, прошивает насквозь. И, черт меня дери, какой же это кайф. Хочется бежать так в рассвет, смотреть, как бледнеет и тает ночь, как меняется лес.

Волк наслаждался. Каждой секундой.

Горели мышцы, покалывало легкие, неслась по венам и шумела в ушах кровь, когти впивались в мягкую землю, стучало в груди сердце, гоняя шипящий адреналин по телу. Было чертовски здорово. Я – зверь, и я – человек, оба получали удовольствие от этого бега. Вот еще бы…

Я повернул голову на звук, остановился, вслушиваясь, всматриваясь в чащу сквозь кусты, резные листья, поваленные стволы.

Ну как по заказу просто.

Я тихо-тихо удовлетворенно рыкнул. Даже нет, не рыкнул, просто позволил рычанию прокатиться по горлу и замереть в пасти.

Недалеко, всего несколько прыжков, искал что-то в подлеске олень. Молодой, максимум полуторогодовалый. Его запах дразнил ноздри, стекал по глотке, разжигая аппетит. Он должен быть очень вкусным.

Я припал к земле, быстро огляделся по сторонам, начал подкрадываться.

Обойти бы его с другой стороны, выгнать на открытую местность, туда где меньше деревьев, кустов, всего того, что помешает его загнать, туда, где рыхлый песок, чтобы измотать его побыстрее.