Судя по всему, кто-то как раз проводил занятия по экологической магии[134]: облака то сбивались в стайку, то выстраивались в пары, то сливались в одну темную тучу, из которой начинали высовываться коротенькие молнии.

На фоне суетящихся облаков появилась яркая золотая точка. Двигалась она медленно и величаво. За точкой, оседлав метлу, летел на минимальной скорости Оливье Форест. Он горячо говорил что-то и периодически протягивал руку, но тут же отдергивал ее, словно ошпарившись.

Гаттер спрятался за занавеску. Разговор с кем-либо не входил в его планы.

Внезапно Оливье начал вертеть головой, выругался, направил метлу вниз и вскоре скрылся из поля зрения. Порри отодвинул занавеску… и едва не столкнулся с сияющим золотым шариком, который проскользнул в комнату через форточку.

– О, нет, – простонал шарик, – еще один! Можешь даже не начинать!

– Спасибо, – ответил мальчик, которому совершенно не хотелось что-нибудь начинать.

Шарик промолчал, но немного увеличился в размерах. Порри показалось, что его собеседник насупился.

Пауза затянулась.

– Вот что, – не выдержал летучий гость, – во избежание недоразумений хочу сразу расставить все по своим местам.

«Это было бы неплохо», – подумал Порри, окинув взглядом бардак в комнате: залежи букетов, кипы открыток и около пятнадцати килограммов апельсин[135].

– Правило номер один. Каждый свинч свободен от рождения и имеет полное право…

– Ты… вы свинч? – перебил его Гаттер. – А по колдовизору вы совсем не так выглядели!

– По колдовизору! – фыркнул золотой спортинвентарь. – Там ты, небось, видел Свина XVII, а не меня!

– Да? А какой Свин вы?

Свинч побагровел и стал отливать бронзой.

– Я никакой не Свин! Я из рода Свинчатовских! Ты плохо видишь или издеваешься?

– Нет-нет! – торопливо ответил Порри. – Просто я не разбираюсь в футбиче. Видимо, мне не дано.

Мальчик виновато развел руками.

– Бедняжка, – немного отошел Свинчатовский с неизвестным пока номером, – ничего, я тебе сейчас все объясню.

– Я примерно себе представляю… – запротестовал Гаттер, но было уже поздно.

Шарик приземлился на подоконник и, перекатываясь с места на место, начал лекцию:

– Играют две команды по девятнадцать человек. Функции следующие: трое Вратарей отвлекают внимание судьи постоянными потасовками, причем за каждое пропущенное судьей нарушение правил команда премируется. Два Защитника проводят время, перебрасываясь тупым и безропотным мячом, называемым «сливфл» за его беспринципность. Чем больше пасов защитники отдадут друг другу, тем лучше. Дальше идут, то есть летят на метле Разыгрывающие, которые пытаются обмануть… Порри отключился. Правила футбича ему неоднократно излагал отец, и каждый раз мальчик поражался их глупости. Единственная польза от собрания этих бессмысленных условностей заключалась в том, что они очень помогали при бессоннице. Вот и сейчас Порри неудержимо захотелось зевнуть. Он с трудом дождался окончания монолога свинча.

– …и наконец, Уговаривающие, у которых всего одна функция: завладеть свинчем, то есть вашим покорным слугой, – шарик перекатился чуть вперед, что должно было означать легкий поклон. – Выигрывает та команда, Уговаривающий которой возьмет в руки свинч.

– А зачем все остальные игроки? – задал мальчик вопрос, который всегда приводил в ярость Гаттера-старшего.

– Как зачем? – похоже, свинч никогда над этим не задумывался. – Это же спорт! Он же должен быть массовым! А то что – два игрока и один мячик? Кто на это будет ходить? Ты будешь?

– Не буду. И на тридцать восемь человек с семью мячами не буду.

– Да ты просто хороших игр не видел! Знаешь, сколько продолжается матч с участием настоящего профессионала?

– Сколько?

– До сих пор! Ни один из матчей со Свинчатовским XII в главной роли так и не закончился. А вот не уговорили меня! Впечатляет?

– Впечатляет, – равнодушно согласился Гаттер.

– Ты ничего не понимаешь! – возмутился апологет массового спорта. – Тебе нужно всего разок сходить на стадион, и ты проникнешься духом этой великой игры!

– Ничего не получится, – уверенно ответил Порри, который в детстве был таскаем на стадион каждый уикенд и не проникся ничем, кроме ощущения зря проведенного дня.

– Спорим? Как только ты увидишь в игре Свинчатовского XII, ты тут же изменишь свое отношение к футбичу!

– Спорим! – усмехнулся Гаттер и протянул руку. – На что?

– На две штуки! – провозгласил шарик и влетел в протянутую ладонь.

Свинч оказался очень приятным и теплым на ощупь. Порри даже слегка сжал пальцы, чтобы задержать золотой шарик в руке.

– Ты обманул! – заверещал Свинчатовский XII так, что мальчик испуганно выронил своего собеседника на кровать. – Ты обещал, что не будешь, а сам! Я первый раз так вляпался! Тебе не стыдно?

– Мне не стыдно, – ответил Порри, – мне… странно. Что я обещал? В чем я обманул?

– Я уже подумал, что ты не такой, как все! – в голосе свинча зазвучало рыдание. – Я думал, ты – поговорить! А ты такой же! Все хотят только одного – схватить меня и не выпускать!

– Секундочку! – перебил собеседника Гаттер. – Я уже давно вас выпустил!

Истерика мгновенно прекратилась.

– Да? – сказал свинч. – Действительно.

Наступила напряженная тишина. Чувствительный спортинвентарь над чем-то напряженно размышлял.

– Ты крут, – наконец решил он. – Сначала ты заманил меня в руку, потом сам отпустил. В этом что-то есть. Если бы ты был Уговаривающим, я бы решил, что ты набиваешься ко мне в друзья.

– Нет уж, – ответил Порри. – Уговаривающим я не буду никогда. Это невозможно.

– Не зарекайся, – Гаттеру показалось, что в голосе свинча появилась задумчивость. – Нет ничего невозможного. До встречи.

И магический спортинвентарь стремительно юркнул в форточку.

Нужно было снова придумывать себе занятие. Взгляд Гаттера упал на полуразобранную Черную Руку. «О, а я ведь ее так и не дактилоскопировал! Отпечатки-отпечаточки», – чуть приободрившись, замурлыкал мальчик, соскальзывая с подоконника.

Набор для дактилоскопии Порри отыскал под кипой листовок-колдовок «Крутой Порри №4» – той самой продукции, на которой Оливье собирался заработать «тучу бабок». Мальчик не спеша разложил принадлежности и приступил к любимой работе. Как он ни растягивал удовольствие, через десять минут все было предельно ясно: отпечатки полностью совпадали с обнаруженными на Трубе и всех уликах.