Но Доминико Эркьяни не спешил нападать.

Хлопок ресниц – и он отстранился, отступил на шаг, оставив меня растерянно переминаться с ноги на ногу в бесплодной попытке скрыть смятение, смешанное с неясным разочарованием.

– Спокойной ночи, леди Эркьяни, – сказал он. Во взгляде Доминико читалась легкая усмешка. – Надеюсь, дурные сны вас не побеспокоят.

* * *

Снов не было. Отдых восстановил мои силы, но вместе с тем оставил внутри чувство смутного разочарования. Я ждала привычных ночных полуснов-полувидений, какой-то подсказки, совета, но, казалось, они пропали вместе с ментальной магией, позволявшей тонко чувствовать настроение окружающих меня людей.

Чувствовать Доминико…

Нашей с ним связи, особенной, не похожей ни на какую другую, мне не хватало сильнее всего.

Я проснулась около полудня. Солнце стояло в зените, и в ярком свете лучей обычно мутные воды канала казались почти прозрачными. За окном кипела будничная городская жизнь: слышались громкие голоса торговцев, зазывавших покупателей в лавки, сновали туда-сюда шустрые посыльные, несколько грузчиков поднимали заколоченные ящики с лодки, на противоположной стороне улицы в узкое окошко хозяйской спальни пытались протолкнуть подвешенную на грузовом крюке огромную двуспальную кровать.

Веньятта без карнавальных огней и масок всегда казалась мне куда более уютной, чем ее праздничная ипостась. Стоило многочисленным гостям со всех концов Иллирии разъехаться по родным городам, как узкие улочки словно бы становились шире и чище, а в залив, еще недавно полный чинторро и прогулочных лодок, возвращались пестрые рыбацкие суденышки и сверкающие белоснежными парусами торговые корабли. Весенний туман отступал, рассеивался точно дым после фейерверков, и лишь ветер, по-летнему теплый, гонял по набережным остатки разноцветных гирлянд, напоминая о недавнем карнавальном безумии.

Несмотря на позднее время, из коридора не доносилось ни звука, словно сам дом молчал, повинуясь приказу хозяина, обещавшему мне спокойный и долгий сон. Но спать уже не хотелось, и я, облачившись в пеньюар, решила спуститься вниз.

В первое мгновение мне показалось, что дом был пуст. Но, к моему удивлению, в гостиной ждал Доминико. Темный камзол, украшенный серебряными нашивками отдела магического контроля – верховному обвинителю не было нужды носить безликую форму законника, – сидел на нем как влитой, подчеркивая ширину плеч, прямую осанку и прекрасное сложение. Я поймала себя на том, что тайком любуюсь им, и мысль эта отчего-то заставила меня смутиться. Как будто могло быть что-то запретное в восхищении своим мужчиной…

Моим мужчиной.

– Доброе утро, лорд Эркьяни.

Доминико поднял взгляд.

– Добрый день, леди Эркьяни, – в тон мне произнес он, и уголки его губ дрогнули в улыбке. – Я уже отдал распоряжения чинторьерро. Подозреваю, тебе не терпится навестить сестру. Не вижу причин препятствовать, только… пообещай мне кое-что.

Доминико потянулся к стоявшему у выхода из гостиной креслу. Объемный сверток, перевязанный синей атласной лентой, занимал его почти полностью. Супруг осторожно развернул тонкую шуршащую бумагу. Радужные блики рассыпались по стенам, потолку, мебели, наполняя комнату магическим светом.

– Хочу, чтобы ты надела это.

На руках Доминико лежало изумительной красоты платье из насыщенно синего атласа. Юбка с рисунком из черных цветов струилась вниз мягкими крупными складками. В тонкое темное кружево отделки, обрамлявшей по обеим сторонам лиф и короткий шлейф, были искусно вплетены черные капельки ниареттских кристаллов, излучавших едва заметное глазу сияние.

Я завороженно провела пальцем по краю лифа, расшитого сверкающими от переполняющей их энергии крохотными артефактами. Даже сейчас, почти лишенная магии, я чувствовала скрытую под тонкой оболочкой дикую и неукротимую силу. Платье с кристаллами… Разрушительная мощь в женской безделице.

Немного помедлив, я приняла из рук Доминико драгоценный подарок. Такие платья стоили целое состояние и были невероятно трудны в изготовлении. Одни только накопители, крошечные, но очень вместительные, способные подзаряжаться друг от друга и создавать вокруг носителя непроницаемый щит, стоили столько, что на эти деньги можно было легко купить целый дом. В сокровищнице лорда Бальдасарре было несколько подобных платьев – одно из них отец велел мне надеть на неудавшуюся помолвку с Аурелио, чтобы продемонстрировать могущество и богатство древнего рода Астерио. А супруг предлагал это великолепие как простую повседневную одежду…

– Для этого платья нужна горничная. – Мой голос прозвучал ровно, хотя внутри все затрепетало в сладком предвкушении. – Скажи, твоя… помощница по хозяйству уже пришла?

Доминико покачал головой:

– Нет. – Улыбка тронула уголки его губ. – Я сам помогу тебе.

Сердце забилось нервно и гулко. Приличия, привитые с раннего детства, обязывали меня отказаться от его предложения, дождавшись прихода горничной. Но я не хотела ждать. Нет…

Хотелось увидеть, как изменится взгляд желто-карих глаз, когда я предстану пред ним открытая, почти обнаженная. Позволить ему прикоснуться ко мне через тонкую ткань. Позволить себе почувствовать тепло его рук.

Чтобы не выдать голосом волнения, я не стала отвечать – просто повернулась к нему спиной, потянула за ленты пеньюара и чуть повела плечами, позволяя шелку легко и невесомо соскользнуть на пол.

Доминико шагнул ближе. На мгновение все замерло, словно тогда, в темном дворцовом саду Астерио. Остались только мы – он, я…

Я стояла в одних чулках, перчатках и полупрозрачной кружевной нижней сорочке, чувствуя, как холодит кожу легкий бриз, влетавший в гостиную через балконную дверь. Зашуршала ткань: Доминико подготовил платье. Я не видела супруга, но ощущала его присутствие каждой клеточкой тела, застывшего в напряженном предвкушении.

С легким шорохом через голову опустилась юбка. Доминико ловко расправил складки, разглаживая льнущую к бедрам ткань. Грудь мягко обнял обтянутый темным атласом корсет. Я выпрямилась и, выдохнув, задержала дыхание, чтобы позволить супругу туго затянуть ленты, но Доминико был осторожен, словно опасался причинить мне боль.

Горячие пальцы скользнули вдоль позвоночника, обжигая сквозь тонкую ткань сорочки. Каждый новый виток шнуровки – как сладкая пытка. Хотелось большего – кожи к коже, энергии к энергии. Хотелось забыть о приличиях, о ярком полуденном солнце за окнами, обо всех доводах разума… Просто почувствовать себя женщиной – счастливой, желанной…

Вот только у меня не было права на подобные чувства. Ментальная магия требовала абсолютного самоконтроля. Всегда и во всем – во время болезни, во сне, в порыве страсти – я должна была сдерживать желания, сознательные и бессознательные. Я знала: если ослабить контроль, любая случайная мысль, любой минутный порыв мог передать ментальный приказ. Я могла превратить другого человека в послушную марионетку, лишить его собственной воли, собственных чувств. Могла случайно повлиять на Доминико, и это обесценило бы то хрупкое счастье, что зарождалось между нами. Сделало неискренним, ненастоящим, навязанным.