Куприн кивнул.

– Что случилось? Преступностьискоренена? – съязвила я и тут же пожалела о сказанном.

Если стану так себя вести, Олегу вообще незахочется возвращаться домой. Наверное, наш брак претерпевает кризис, иначе счего бы я принялась язвить? Сейчас муж обидится и будет абсолютно прав. Вкои-то веки пришел со службы около восьми вечера, а любящая жена, вместо тогочтобы поспешить к плите и подать ужин, начинает хамить.

Но Олег пропустил мое замечание мимо ушей, толи не услышал, то ли решил не обращать внимания.

– Нас с Вованом Томуська вызвала, –сообщил он.

Сапог выпал у меня из рук.

– Что случилось?

– Похоже, у Марины Степановны инфаркт.

– Не может быть!

– Почему?

– Она вчера была такая бодрая, веселая.

– Марина Степановна уже не молода, –вздохнул Олег, – всякое может случиться.

Я надела тапки и понеслась в комнату кстарухе. Марина Степановна была жива. Увидав меня, она приподнялась, ткнула вмою сторону указательным пальцем правой руки и прерывающимся голосомпроизнесла:

– Вот сейчас Виолетта нам все объяснит.

Я растерялась.

– А в чем дело?

Мужчина в голубом халате укоризненно глянул наменя.

– У вашей мамы на фоне сильнейшегостресса случился сердечный приступ.

Вован, сидевший в изголовье постели, робковмешался:

– Это моя мама.

– Ну и что? – удивилсядоктор. – Разве она не может быть еще и ее мамой?

– Теоретически да, – завел былоВован, но его прервал Ленинид, сидевший отчего-то на корточках в углу комнаты.

– Ладно вам спорить, кто чья мать, –заявил папенька, – лучше покажьте Вилке, в чем дело.

– Действительно, – прошелестела скровати Марина Степановна, – пусть Виолетта объяснит, как подобное вышло!

– Кто такая Виолетта? – снедоумением поинтересовался Олег.

– Вы не знакомы? – удивился доктор.

– Виолетта – это Вилка, – тихопояснила Томочка, – Марина Степановна ее так называет.

– Почему? – удивился Куприн. –Мою жену зовут Виола.

– Марине Степановне так больше нравится!

– Еще чего! – перекосилсяКуприн. – Может, мне захочется звать ее Маргаритой Семеновной. Ейпонравится?

Я дернула мужа за рукав, но Олег ловкоувернулся.

– Гляди-ка, Вилка, – позвал папенька.

Тут только я поняла, что Ленинид сидит околокартонного ящика, на котором нарисованы длинные желтые плоды.

– Зачем нам двадцать кило бананов? –вырвалось у меня.

– Абсолютно ни к чему, – пожалаплечами Томочка. – А кто их купил?

– Так вон же коробка.

– Мы ее от ларьков пустую притащили.

– Зачем?

– Да ты иди сюда, – поторопил меняпапенька.

Я приблизилась, заглянула внутрь и ахнула. Нарозовом байковом одеяле лежало шесть угольно-черных комочков. У стенки мирновозлежал Лаврик. Передними лапами он обнимал потомство. Из груди кота вырывалсямерный, успокаивающий, я бы даже сказала, усыпляющий звук: «Урк-урк-урк». Дажеи не предполагала, что мурлыканье может иметь подобную тональность.

– Это что? – ожила в подушках МаринаСтепановна.

– Ну, котятки, – растерянно ответилая, – хорошенькие…

– Просто замечательные, – подхватилаКристя.

– Виолетта! Как вы…

– Она Виола, – взъелсяКуприн, – Виола! Или Вилка, но никак не Виолетта!

– Думаю, сейчас не стоит спорить по этомуповоду, – влез доктор, – больная слаба, давление низкое.

Пришлось Олегу недовольно замолчать.

– Виолетта, – завела МаринаСтепановна, – как вы это объясните?

– Что?

– Появление котят.

– Ну… наверное, Лаврик на даче, как быэто поделикатней сказать… сами понимаете…

– Трахнулся! – радостно подсказалаКристина.

Марина Степановна побагровела. Сначала яиспугалась за ее здоровье, пониженное давление старухи явно трансформировалосьв повышенное. Потом я поняла, как бабуся сейчас обозлится на Кристю, и сталамедленно выталкивать девочку в коридор.

– Ты чего пихаешься? – обиженносопротивлялась Кристина.

Тут Марина Степановна перестала хлопатьглазами и открыла рот. Я съежилась, ну, держись, Кристя.

– Лаврик кот, – закричала МаринаСтепановна, – кот! Животное мужского пола! Он не способен ни с кемтрахаться!

Я онемела. Кто бы мог подумать, что старухастанет употреблять такие глаголы.

– Ну это вы, пожалуй, зря, –задумчиво сказал доктор, – лица мужского пола очень часто об этом думают,то есть… а… ну, в общем…

Окончательно запутавшись, он замолчал.

– Кот! – сердито повторила МаринаСтепановна. – Кот! У него не могли народиться котята. Следовательно,Лаврик – кошка, но этого не может быть, значит, в коробке не Лаврентий, а кто?И где мой маленький несчастный мальчик?

– Я же сразу сказал, что это неЛаврентий, – прогудел Вован.

– Вы, Владимир Семенович, –вскинулась маменька, – всегда хотите казаться умней других! Никто непонял, а вы сообразили, интересно, каким же это образом!

Вымолвив последнюю фразу, Марина Степановнаоткинулась на подушки и шумно задышала. Доктор схватился за тонометр.

– Так и сомнений не было, – мирнодудел свое Вован, – этот, то есть эта – черная, а Лаврик светленький.

– Его вчера Вилка покрасила, –перебила его Кристя.

Вован осекся, а затем с невероятным изумлениемспросил:

– Зачем?

Я почувствовала, как к ушам приливает кровь.

– Мне нравятся крашеные кошки.

– А… ну тогда, да… понятно, –забормотал Вован.

Олег молча смотрел на меня.