– Отлично, давайте быстрее… – Это произнесла Себастьяна; она провела тыльною стороной руки по моей щеке, ободряя меня, и сказала: – Будет больно, милочка, но так нужно , чтобы все получилось.

– И тебе будет далеко не так больно, как ей , – добавил отец Луи; я смогла увидеть, как он кивнул в ту сторону, где сестру Клер «обхаживал» Асмодей.

– Пусть ее боль послужит тебе утешением, – сказал тот, – великая боль твоей главной гонительницы. – И мне опять представились муки отца Луи во время его испытания, поиск дьявольской метки и поглотившее его пламя костра.

– Что… что вы хотите сейчас со мной сделать? – спросила я.

– Ты полностью мне доверяешь? – вопросом на вопрос ответила Себастьяна.

Я ответила, что доверяю, и в голове моей вновь прозвучали слова: «Ты в безопасности».

– Хорошо. Тогда начнем. – Она подала знак Асмодею, и я увидела, как у нее в руке блеснули серебряные иглы. Каждая длиною с мой указательный палец. Такие острые, что их кончики были невидимы. В другой руке она держала грубо вылепленную из воска фигурку. Куклу. Сделанную, как я теперь увидела, из той самой свечи, которая светила мне ночью, пока отец Луи не использовал ее не по назначению.

– Закрой глаза, – велела мне Себастьяна.

– Да, — посоветовала Мадлен, – зажмурься.

Я попросила, чтобы то, чему суждено случиться, случилось быстрее, а затем укрепилась и решила терпеть.

– Молодец, хорошая девочка, – проговорила Себастьяна; услышав это, Асмодей расхохотался и хохотал, пока раздавшийся голос Мадлен не заставил его умолкнуть.

– Три девицы направляются в келью своей начальницы , – проговорила та. – Пожалуйста, поспешите!

Себастьяна поспешно склонилась надо мною, вырвала у меня над правым ухом несколько волосков и лишь потом извинилась за это. Глаза мои широко раскрылись, будто те волоски были нитками, привязанными к моим векам, и я сквозь слезы увидела, как Себастьяна обматывает их вокруг безликой головы куклы. Она произнесла что-то похожее на заклинание.

– Вот так… еще чуточку… готово, – сказала она. – А как у тебя?

– Все будет как надо, – отозвался Асмодей. – Моя часть работы полегче: не надо беспокоиться о кукле. Я просто втыкаю иглу прямиком в мясо, так ведь?

Сестра Клер продолжала кричать, пока не подавилась кляпом, после чего заколотила пятками по дубовым доскам стола. Асмо, видимо, имел свой набор иголок.

– Oui , – подтвердила Себастьяна, – но лишь когда я проколю куклу, не раньше. Запомни: сначала одно, затем другое… c'est tres important.[46]

Отец Луи стоял, наклонясь надо мной, напротив Себастьяны, по другую сторону стола. Он взял меня за руку, и тут я окончательно поняла: то, что они собираются сделать, действительно больно. Стыдно признаться, однако мысль о том, что этот обряд, или как там еще все это называлось, гораздо мучительнее для сестры Клер, чем для меня, действительно помогла перенести боль.

Мадлен доложила, что девицы стучат сейчас в дверь к сестре Клер. И я действительно могла слышать эти удары.

– Ну же, ведьма, – сказал Асмодей нетерпеливо, – чего ты копаешься?

– Тихо, – скомандовала Себастьяна. – Я не создавала двойников с… Ну в общем, времени утекло немало.

– Может, следовало практиковаться?

– Может, и следовало. На тебе… А теперь тихо!

Еще один глухой крик сестры Клер. И смешок инкуба, который поверх моей головы посмотрел на монахиню. Что Асмо с ней делает? Но что бы он ни делал, Себастьяна велела ему перестать, и тот послушался, возразив, однако:

– Валяй продолжай, а то эту я придушу, а ту оставим в покое! – Он подразумевал, конечно, меня.

– Нет! – взмолилась Мадлен.

– Гениально! – воскликнула Себастьяна. – Давайте завалим весь монастырь трупами, чтобы все принялись искать виновных. Чтобы начали следствие, которое сможет…

– Только не говори, что ты боишься этих дураков, – проворчал Асмодей.

– Конечно нет. Но и допустить, чтобы они докучали мне, я не могу.

– Пожалуйста, не покидайте эту ведьму.

Отец Луи наклонился к Мадлен и зашептал ей на ухо:

– Не тревожься. Им она нужна не меньше, чем нам. Она (теперь он имел в виду Себастьяну) просто не может ее не спасти. Это часть того, во что она верит, ее кредо… или что-то в этом роде; разве я не прав? – Себастьяна ничего не ответила.

Тут все мы услышали, как воспитанницы, подошедшие к двери в келью сестры Клер, окликают ее. Услышав их, туда должны были подняться прибывшие в монастырь селяне. Затем последовали медленные удары – те колотили в дверь, которую Мадлен закрыла изнутри на засов после того, как Асмодей ушел, забрав сестру Клер.

– Умница, что вспомнила про засов, – похвалила ее Себастьяна. – Твоя находчивость даст нам несколько лишних секунд, которых так не хватает. – И она завернула куклу в лоскутки от розового платья. – Умница, – повторила она.

– Спасибо тебе большое , – подхватил Асмодей. Он явно подтрунивал над Мадлен, которая не замедлила с ответом:

– Да, это была моя идея, и я заслуживаю похвалы.

– Чего ты заслуживаешь, – вмешалась в их разговор Себастьяна, – так это чтобы тебе дали истекать кровью еще пару столетий… А ну замолчите оба!

Какое отношение к происходящему имело то, что у Мадлен постоянно идет кровь? Почему она так заинтересована в моем спасении? В чем состоит их замысел? Я не решалась задать эти вопросы. Однако отец Луи смилостивился и решил кое-что пояснить.

Пока Себастьяна втыкала иглы, а помогавший ей Асмодей следил, чтобы не пропустить свой черед обработать тело монахини, пока Мадлен странствовала по монастырю, невидимая для его обитателей, отец Луи говорил.

– Все очень просто, – начал он. Затем наклонился к самому уху моему и продолжал шепотом, чтобы не мешать Себастьяне, которая в поте лица трудилась над восковой куклою и у которой, похоже, не все ладилось с требуемым заклинанием. (Теперь-то я понимаю, что помимо прочего кюре хотел отвлечь меня от грядущей боли.) – Мадлен покинула библиотеку во время нашего э-э-э… тет-а-тет, – тут он улыбнулся и крепче сжал мои пальцы своей холодной рукою, – и встретилась с Асмодеем у кельи нашей монахини. Она проникла туда и явилась сестре Клер в образе твоей сбежавшей подружки… Кажется, ее звали Перонетта? – (Я кивнула.) – Мадлен довела монахиню до сладострастного исступления, та приняла все за вызванный горячкою потрясающий сон, ночное видение. Такие видения посещали ее прежде сотни раз. А после моя Мадлен… которой иногда случается быть озорною обманщицею, изменила свой облик. Не знаю, какое обличье она выбрала на сей раз; возможно, свое собственное. Оно любого способно до смерти напугать. – Здесь он рассмеялся. – Опять же припоминаю, что в прошлом она обожала принимать вид какой-нибудь самой что ни на есть отвратительной карги.