– А как там Таня? – спросила Рита после недолгой паузы.

– Ее будут судить. Подумать только, если бы я вовремя нашел ее, она не совершила бы всех этих глупостей!

– Гриша Горохов все уладит. Возможно, Таню не посадят, если адвокаты Кожухова не станут на этом настаивать. Смерть Костомарова – однозначно самозащита, ведь пистолет принадлежал ему!

– Вашими бы устами… Горохов говорит, что против нас сыграет тот факт, что Таня пыталась спрятать тело Ивана.

– Возможно, удастся доказать состояние аффекта?

– Я ничего не пожалею, чтобы помочь дочери, – сказал Пушнин. – Ей в жизни пришлось несладко, и это – меньшее, что я могу сделать!

Когда Пушнин ушел, Рита открыла дверь, ведущую в смежную комнату.

– Ну, вы все слышали? – спросила она, обращаясь к Свете и Кире.

Молодые люди дружно кивнули.

– У меня сюрприз, – заговорщически подмигнула им Рита. – Сегодня – день зарплаты!

– Ура! – взвизгнула Света.

– Собирайтесь, мы идем праздновать в ресторан!

– А за моральный ущерб мне полагается какой-нибудь бонус? – весело спросил Кира.

– Не наглей, малыш! – нахмурилась Рита. – А то вообще ничего не получишь!

Семен Игнатьевич Краско закрыл кабинет, как всегда, в начале седьмого. Идя по коридору больницы, он встречал небольшие группы пациентов, спешащих на ужин. Они здоровались, он приветливо кивал. Оставив ключи на вахте, Семен Игнатьевич вышел на очищенный от снега двор больницы и двинулся к автомобильной стоянке. Пройдя мимо будки охранника, он заметил седоватого мужчину, который стоял, прислонившись к капоту новенькой «Тойоты» последней модели вишневого цвета. Незнакомец курил, явно поджидая кого-то.

«Отличная машинка!» – с завистью подумал Семен Игнатьевич, садясь в свой старенький «Москвич». Почти тридцать лет назад он купил его и страшно радовался, что заполучил собственные колеса. «Москвич» состарился вместе с ним, а денег на новое авто не предвиделось, потому-то Краско и ухаживал за ним, как за невестой, стараясь продлить колымаге жизнь. Старшая внучка вышла замуж, и деньги, что они с женой откладывали, пошли на новую мебель в комнате, которую купили молодым родители жениха. Младшая в этом году поступает в институт, поэтому деду с бабкой пришлось оплачивать репетиторов, чтобы помочь детям, заработки которых невелики.

Ничего, думал Семен Игнатьевич, в конце концов, и на метро можно добраться до дома! За долгие годы он привык сидеть за баранкой и не представлял, как будет без нее обходиться, но, видимо, придется научиться. Краско осторожно включил зажигание, но «москвичонок», издав сдавленный звук, тут же заглох. Семен Игнатьевич попытался завести машину еще раз, но тщетно: автомобиль не подавал признаков жизни.

– Ну, давай, милая, – уговаривал машинку доктор. – Папе надо домой! Ну, постарайся! Знаю, ты уже старушка, но…

– Что, не заводится, доктор? – услышал он веселый голос. Нагнувшись к окну пассажирского сиденья, рядом стоял хозяин новенькой «Тойоты».

– Не заводится, – вздохнул Семен Игнатьевич. – Видимо, отслужила свое!

– Что ж, ничто не вечно, – сочувственно кивнул мужчина и бросил что-то на сиденье рядом с доктором. Это были ключи от автомобиля.

– Что это значит? – удивился Семен Игнатьевич.

– Подарок. Вон он стоит, – и незнакомец махнул рукой в сторону замечательной вишневой машины.

Семен Игнатьевич ошеломленно проследил за его движением.

– Да вы не волнуйтесь, доктор, она не краденая, только вчера из автосалона! Документы внутри, в серой папке. Сейчас поедем в ГИБДД…

– Что-то я не понимаю…

– А чего тут понимать? Один человек хочет вас отблагодарить, вот и передал со мной подарок. Вы ему, можно сказать, жизнь спасли.

– Как его имя? – спросил доктор, мысленно перебирая в уме тяжелые случаи, с которыми сталкивался в последнее время.

– Он не велел говорить, – покачал головой мужчина. – Давайте, доктор, время идет!

Семен Игнатьевич выбрался из своего «Москвича» и медленно, как загипнотизированный, последовал за ним. Подойдя к «Тойоте», осторожно дотронулся до гладкого капота. Машина сверкала в ярком свете фонарей, как волшебная колесница.

– Ну что? – спросил незнакомец. – Едем?

«Почему бы и нет? – подумал доктор Краско, забираясь на переднее сиденье. – Цвет просто замечательный!»

– Я ничего не вижу.

– Осторожно, здесь ступенька…

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь.

– «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить».

– Слова из твоей роли?

– Да. Сегодня на репетиции я их забыла.

– Скажи еще что-нибудь.

– Вот, например… «Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят. Уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…» Здесь очень темно!

– «Здесь очень темно» – отсебятина.

– Нет, правда, я ничего не вижу… У меня в сумочке спички.

– Не надо спичек. Дай руку.

– Уже пришли?

– Дай руку!

– Вот она… Как смешно. Я правда не вижу, куда…

– Это дверь.

– Где?

– Здесь. Дай мне руку, я тебя проведу.

– Ой!

– Что?

– Споткнулась.

– Осторожней, еще немного… Видишь, это уже я.

– Пожалуйста…

– Что?

– Руку больно!

– Тише…

– Мне больно!

– Зачем так кричать?

– Ма-а-ама-а-а!

– Ти-и-ише…

В темноте прозвучал коротенький вздох, зажглась спичка, и вдруг что-то хрястнуло, как будто раскололся большой арбуз.

– Вот и все. Как там по роли? Прощай навек?.. Ну так прощай.

В день, когда Дайнека получила университетский диплом, она купила билет и вечером улетела. По прибытии в Красноярск взяла такси и в половине шестого уже была у матери.

– Вот! – она протянула диплом.

Людмила Николаевна сонно прищурилась, потом обняла дочь.