Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышел из главного здания, прошелся по небольшой парковой зоне. Остановился у неработающего бассейна, посмотрел на плавающие в воде желтые листья. В это время года вся листва уже практически осыпалась, лишь на самых стойких деревьях еще можно было увидеть желтые и красные пятна.
Погода — средней паршивости, но хотя бы дождя не было и то хорошо. Пахло сыростью, листвой. На дереве сидела ворона и противно каркала. На календаре конец ноября, еще немного и начнется зима. В Краснодаре обычно она мягкая, чаще всего почти без снега. Хотя бывали и исключения.
За воротами, у контрольно-пропускного пункта уже стоял УАЗ «Буханка», рядом с открытой пассажирской дверью разглядел прапорщика, который задумчиво изучал сигарету. Водителя в машине почему-то не было, что показалось мне странным. Вглядевшись в прапора, попытался вспомнить, где я его видел. Не вспомнил — лицо какое-то обычное, незапоминающееся. Меня немного смутил его внешний вид — прапорщики так не одеваются, слишком уж опрятно он выглядел. Как будто с иголочки. Уж мой наметанный за годы службы глаз, выявил это мгновенно. И не важно, что форма в армиях разная.
— Савельев? — громко спросил он, едва заметил мое появление.
— Я.
— Что я? Доложись, как положено.
— Товарищ прапорщик, рядовой Савельев лечение в госпитале закончил. Замечаний нет, — доклад был максимально бредовый. Обычно подобная формулировка звучит, когда военнослужащий, при возвращении, например из отпуска или командировки, докладывает своему непосредственному командиру. А тут что? Какой-то странный прапор, возможно даже и не из нашей учебки… Ладно, мы не гордые.
— Ну чего встал? Залезай в машину, нам выдвигаться пора, — он кивнул на «УАЗик».
— Куда?
— Как куда? В Молькино!
Разные мысли крутились в моей голове. Что-то здесь было не так.
— А разрешите уточнить вашу фамилию! — неожиданно заявил я.
Прапорщик посмотрел на меня изумленным взглядом. В нем уже угадывалась нарастающая раздражительность.
— Какая тебе разница? Алле, товарищ солдат! Я тебя в учебку везу, лучше бы спасибо сказал.
— Разница большая. Военно-перевозочные документы есть? — уперся я, каким-то шестым чувством понимая, что где-то тут прячется странность. Сам не знаю, что именно меня насторожило. Нет, конечно, в приемное отделение заранее позвонили и сообщили, что пришлют машину, но я думал, будет кто-то знакомый.
— Рядовой! — прапор повысил голос, изменился в лице. Покраснел от злости. — Что за цирк?
— Нет никакого цирка. Просто хочу узнать вашу фамилию. Мне сказали, что приедет прапорщик Ветров, а вы на него не похожи.
Тот вышел из-за машины, подошел ко мне.
— Ветров заболел. Моя фамилия Харченко. Начальник склада горюче-смазочных материалов, — он медленно полез в карман и вытащил удостоверение личности военнослужащего. — Ну, теперь доволен?
— Так точно, — отозвался я.
— Раз с этим разобрались, больше не бесит меня.
На самом деле я устроил все это, лишь для того, чтобы окончательно убедиться в том, что этот военный, не тот, за кого себя выдает. Никакого Ветрова при шараге конечно же не было.
Во-первых, его руки не были похожи на руки человека, что тесно работает с ГСМ. Там всегда на коже присутствуют въевшиеся следы грязи, масла. Вместо того чтобы вонять горючкой, от него слабо пахло тонким парфюмом — это я уловил уже в самой машине — и еще, пожалуй, пеной для бритья. Одет он явно в новенькую военную форму, какую прапора по определению не носят. И удостоверение свежее, без изломов и сгибов. Судя по его виду, служить он должен лет так десять, не меньше. А тут совершенно свежее удостоверение. Нет, последнее вообще ни о чем не говорило, но легло в копилку ко всему остальному.
Я забрался в машину. Хлопнули двери.
— Ну что, воин? — Харченко залез на водительское сиденье. — Поехали?
Видимо он решил, что показанное мне удостоверение ответило на все вопросы. Ну, пусть так думает.
— Так точно! — с готовностью ответил я.
Мне даже стало интересно, что ж будет дальше?!
«Буханка» неторопливо выехала с территории, примыкающей к госпиталю, свернула на улицу Октябрьскую, затем на Индустриальную. Направилась в сторону поселка Яблоновского.
Минут двадцать мы ехали молча. Прапор ничего не спрашивал, да и я в свою очередь, молчал как рыба. Отметил, как он вел машину — иногда нога слетала с педали газа, присутствовали рывки, прогазовки. Все это говорило о том, что прапорщик сидел за рулем «Буханки» нечасто, а значит, машина либо не его, либо вообще сел за руль недавно.
Когда мы миновали шоссе и добрались до съезда на примыкающую к трассе побитую дорогу, «УАЗ» вдруг начал вести себя странно — пару раз неожиданно заглох, дернулся. Харченко занервничал, засуетился. Я же сидел как хомяк, забившийся в нору, и с интересом наблюдал за происходящим.
Наконец, прапорщик выругался, остановил машину у обочины. Заглушил двигатель.
— Что, мотор перегрелся? — дрожащим голосом поинтересовался я, для убедительности привстав и завертев головой по сторонам.
Тот не ответил. Зачем-то зашуршал одеждой. Что-то цокнуло, лязгнуло.
Он резко развернулся и я увидел направленный на меня скошенный ствол пистолета Макарова.
— Ну что, приехали! — процедил Харченко, глядя на меня с какой-то издевкой. — Привет тебе от подполковника Рыгалова!