Сегмат Громкий поднял очередную чашу, принимая здравицу, и опрокинул в себя вино. Огладил вислые усы и сыто рыгнул. Воины в ответ застучали по столу. Нынче в пиршественном зале яблоку негде упасть. Под высокими сводами тесно от дружного хохота, стука кружек, пьяных выкриков, людского гомона и собачьего скулежа. Неведомый в этих краях дворец возвел Сегут Строитель, отец Сегмата, дабы лучшие воины рода могли собраться вместе, почтить вождя и светлых богов.

Да… Сегут Строитель и помыслить не мог, что в Толгвену съедутся не только ближайшие соседи, но и все рода дубовичей! Кого тут только нет! Вождь глянул вправо и посмотрел на бесстрашных лошадников – так их прозвали за привычку мазать голову известью и зачесывать волосы на манер вставшей торчком гривы. Славя богов, лошадники шли в бой обнаженными. Немудрено, что самые большие потери в битве в Дальнем лесу понесли именно они. За лошадниками сидели бедно одетые люди волка – редкие гости издалека, живущие на границе с кулхами. Но и они не остались равнодушны к зову жрецов – явились на бой. Приметные плащи с волчьими головами-капюшонами они оставили в бараках. За людьми волка сидели озерные – богатый род и свирепые поединщики. Нашлось место и секачам – любителям боевых колесниц, и множеству мелких родов… Все знатные воины, что сражались в битве с имперцами, собрались нынче в Толгвене! Пировали и делили небывалую добычу целый месяц. Одних рабов-имперцев пригнали под семь сотен!

Скользя глазами по пирующему люду, вождь уперся в сына. Тот сидел на дальнем краю длинного стола – почетном месте прямо напротив трона. Вокруг Сегимия крутились молодые воины, бахвалясь и расплескивая вино, ища одобрительного взгляда или похвалы из уст героя.

Сегмат вздохнул. Герой… Вырос сын, возмужал. Всю воинскую славу себе забрал, с отцом не поделился. Вождь нахмурился и сжал чашу. Зря, зря он послушался жрецов, не отправился в Дальний лес. Пусть он немолод, но не одну голову проклятых имперцев положил бы к подножию священного дуба!

Правитель еще раз глянул на сына. Чужак, как есть чужак. Недаром вожди ворчат… Обритая на имперский манер голова только-только начала пушиться, светлые волосы топорщились во все стороны. Длинноволосые старые воины поглядывали на Сегимия искоса – уж слишком он не походил на дубовича: не задирался, не искал драки, не похвалялся подвигами. А хвалиться было чем – ведь именно сын завел имперцев в Дальний лес, где их поджидало войско толгувов. Сегимий обвел вражеского полководца вокруг пальца! Имперцы растянулись по лесной дороге, и дубовичи расколотили их по частям.

Его сын был героем – но старая родовая знать не захотела принимать Сегимия, ведь десять лет он «слонялся неизвестно где»! Хозяин Толгвены смял кубок и отбросил в сторону. Когда он услышал это от Сердта, то едва не вбил поганые слова в глотку крикливому дураку! Хорошо, вмешался мудрый Харис, удержал. Старый жрец поведал упрямым вождям, как самолично остриг молодого наследника у подножия священного древа, провел все требы и отправил служить в Империю! Дорога длиной в десять лет окончилась в Дальнем лесу, где имперцы обмочили штаны от страха и визжали как свиньи!

Сегмат тряхнул седыми косами. Ну их в бездну, упрямых стариков: молодежь почитает сына за вождя! Время стариков, как и его, Сегмата, на исходе. Сын сможет всех толгувов забрать под свою руку!

Справа пошевелился Харис. Перед старцем стояли пустое блюдо и чаша с родниковой водой: верховный жрец не баловал себя излишними радостями. Двери вдали распахнулись, впустив солнечный свет. Вошедшие воины ввели новых гостей. Рослый стражник направился через весь зал к высокому креслу хозяина Толгвены.

Перед вождем со стуком поставили новый кубок, а сутулый старик выпрямил спину, ухватившись за посох. Подошедший стражник нагнулся к уху вождя. Верховный жрец вдруг легонько пристукнул кулаком по столу, и веселье вмиг оборвалось.

– Я вижу духа, – в полной тишине негромко произнес Харис, глядя в дальний угол зала.

Ули проспал всю дорогу. Похищение, сидение в яме и долгий бег от преследователей его изрядно вымотали – вот он и продрых в копне сена на подпрыгивающей по ухабам телеге. Ночные привалы в хмуром лесу запомнились едва-едва: он грыз что давали, пил вволю и вновь заваливался спать. Вилея ворчала, обзывая его медуном в берлоге, но заботливо укрывала шкурой.

– Вставай, лежебока, вставай же! – затормошила Вилейка. – Смотри, какая красота!

Ули фыркнул и открыл глаза. К потному лбу прилипла соломинка, и он отер лицо. Потянулся.

– Ну что там? – Ули сел и забыл закрыть рот.

Зимний мрачный лес наконец остался позади. Они ехали по равнине. Впереди изгибалась юрким ужом полноводная река, а за ней возвышался высокий холм, опоясанный белой стеной с аккуратными одинаковыми башенками. Сотней настороженных глаз-бойниц стена поглядывала на равнину. У подножия холма виднелось еще одно укрепление, попроще, из ошкуренных бревен. Перед ним темнел выкопанный ров и частокол на скате. На поле между рекой и холмом мальчик разглядел множество шалашей и палаток, коновязей и легких навесов. Поднимались в небо дымные струйки, блеяли овцы и сновали люди.

– Это что?.. – прошептал Ултер.

– Это Толгвена, город-крепость дубовичей! – с гордостью произнесла Вилея. – Здесь деда тоже был, веселил народ!

– Я думал, города только в Империи бывают… – сказал Ултер, разглядывая небывалую картину.

«Вот здорово, и я в настоящем городе побываю, не только брат!»

– Я тоже не знала, что у дубовичей такое есть, – призналась Вилейка. – Это же сколько народу за белыми стенами живет?!

Ултер попытался представить и не смог. Пожалуй, если всех жителей Архоги, Анданы и Придоны запихать – тогда хватит… Или еще для селян Паграбы место останется?

– Вот в город заедем, тогда и посмотрим, – решил наследник.

Однако путь оказался неблизким. Громада холма все приближалась, росла и белая стена. Это же сколько лет ее строили! И белили еще… Широкому каменному мосту через реку Ултер не удивился – этого добра в горах сколько хочешь! А потом они поехали свозь лагерь, и Ули с удивлением услышал, что дубовичи говорят на имперском. И все разные: кто в плаще, кто в меховой накидке, кто в кольчуге, кто в кожаном доспехе. Кто рыжий, кто черный. Многие подбегали позубоскалить над пленными северянами, и охране пришлось попотеть, отгоняя зевак. На Ултера с Вилеей смотрели с недоумением.

Затем их поджидали глубокий ров, заполненный стоячей водой, бревенчатый настил и распахнутые ворота. Дорога шла внутри длинного дома: вокруг гладкие каменные стены, а наверху слышался гомон. Звонкий голос прокричал что-то, и связанные дикари в телеге зло зашипели.

В предместье оказалось удивительно много лошадей. Вскоре показались и вторые ворота, охраняемые двумя башнями. Стена толстая – десяток шагов, не меньше! А за ней прятался настоящий город! Блестели тусклым серебром деревянные чешуйки на белых домах. Желтели соломенные крыши с пятнами мха на домиках попроще.